налила в свою чашку коньяк и протянула ему. Рюмкам здесь делать было нечего.

Германов автоматически выпил сначала коньяк, затем свой чай из стакана и так и остался сидеть с чашкой в одной руке, а стаканом в другой. Помолчали. Но Ольга была, все же, слишком опытной женой, чтобы предоставить событиям развиваться самопроизвольно.

–  Я пока не знаю, что тебе на все это сказать. У меня эта заноза сидела в голове с самого нашего знакомства, и я думаю, что совсем неслучайно и разговор сегодня возник, и меня вдруг так прорвало. Давай я тебе расскажу, откуда это все взялось, а потом будем уже дальше думать.

Германов согласно кивнул.

–  Ты знаешь, что я из семьи Остен-Сакенов. Это огромный род, у него масса ветвей, причем даже женщины, выходя замуж, обычно считают, что они сохраняют свою принадлежность к роду и фамилии. Во второй половине прошлого, 19-го века несколько Остен-Сакенов служили по министерству иностранных дел. Самый известный стал даже послом в Берлине, но мой дед был не так знаменит и служил в восточном департаменте. С послом они были в таком дальнем родстве, что его и проследить-то было трудно. Так вот, как раз деду было поручено в 1866 году готовить одно из заключений по поводу предстоящей продажи Аляски. А дед был настоящим энтузиастом Востока, часто бывал там и ратовал за движение России в восточном направлении. Тогда как раз вовсю строили телеграф к Амуру, а дед любил все современное, технические новшества, и он ухватился за идею продолжить телеграфную линию к Берингову проливу и через него провести ее в Америку. Знаешь, это сейчас трансатлантический кабель работает как часы, да и радиосвязь стала обыденной, а тогда не было никакой уверенности, что кабели на дне морей вообще будут исправно работать на больших расстояниях. И вот идея: прийти с телеграфом в Америку не с востока, а с запада! Думаю, что и в отношении Японии у него были кое-какие сомнения. Я видела потом в его бумагах размышления о том, что японцев уж слишком много, слишком скучены они на своих островах, а духом сильны. Вот и задавался он вопросом, а не пыхнет ли Япония, не выплеснет ли избыток внутренней силы на окружающие земли? В общем, чувствую, совсем не нравилась ему идея продавать Аляску. Сам подумай, как бы Япония могла бросить нам вызов в 1904-м году, если бы у нас кроме Владивостока и Порт-Артура, которые японцы легко могли запереть, были базы и на другом берегу Тихого океана? Мы бы их взяли, как говорится, в два огня. Наши крейсера оттуда ведь просто отрезали бы их от всего мира! И конец войне.

Так вот, он и придумал это условие: возможность обратного выкупа. Тем более там и слова "продажа" даже и нет, о "передаче" Аляски речь шла. Так что передали туда, а потом – обратно. С компенсацией, конечно. Так и подписали. Но держали это в хорошем таком секрете.

Дед умер в 10-м году, неожиданно. И так получилось, что на работе у него хранились огромные личные архивы, связанные с его путешествиями, работами для Русского географического общества и прочим. Отец, а он был военным, как-то в отпуск начал их разбирать и вдруг находит среди совершенно малозначимых бумаг – чуть ли не финансовых отчетов об очередном путешествии – вот все это, – и Ольга показала рукой на туалетный столик. Просто в отдельной папке, на завязочках, без всяких печатей. Скорее всего, когда архив отдавали семье, его бегло проглядели, но ничего такого официального не увидели. Хитрая такая маскировка. А отец к тому времени Академию Генерального штаба кончил и в таких вещах кое-что понимал. Он начал искать какие-либо упоминания об этом деле по всему архиву деда и нашел что-то вроде личного дневника. Дед вел его нерегулярно, с пропусками, но вот запись от 7-го года была вполне законченной. Он писал, что к нему обратился старый друг, заведующий общей канцелярией министерства. В их архиве хранились все подлинники заключенных договоров. И этот друг получает вдруг указание уничтожить (!) целый ряд различных совершенно второстепенных, как правило, уже давно утративших силу договоров с другими государствами, и среди них как раз эту статью договора о продаже Аляски. Кто за этим стоял, написано там не было, но явно кого-то на самом верху американцы уже тогда купили.

Знаешь, у нас и сейчас любят поругивать чиновников старых, еще императорских времен, и, конечно, разные были среди них люди, но этот оказался настоящим патриотом. Спорить он не стал. Понимал, что если он не сделает, то кому-то другому поручат. Так что он просто взял и изъял подлинники из пачки уже перед сожжением. Там еще копии были, они и сгорели. А подлинники он деду передал. Тот и спрятал. Собирался, видно, выждать, а потом как-то ими распорядиться, но не успел. Чашку отдай.

Германов изумленно посмотрел сначала на жену, а потом на чашку, которую продолжал сжимать в руке. Он передал ее Ольге, которая, не заморачиваясь с чаем, плеснула себе хорошую дозу коньяка и в три глотка выпила ее, даже не поморщившись.

–  Отец, к счастью, успел вывезти все это в Париж еще до начала Великой войны. Он хранил пакет в номерной ячейке банка, а потом сообщил номер мне. Что там находится не сказал, но предупредил, что вещь очень серьезная, и лучше бы мне вскрыть ее тогда, когда рядом со мной будет человек, которому я могу вполне довериться. Он все же был офицером старого склада и не мог себе представить, что женщина одна может быть на что-то серьезное способна.

–  И что?

–  Да вот имела я неосторожность познакомиться с одним профессором и решила, когда мы с тобой были в Париже перед Испанией, забрать посылочку. Открыла на свою голову. Поплохело мне тогда крепко. Как представила, что будет… Тут за Версаль-то как бы не прибили, а еще и Аляска… Да мы еще и с Энрике тогда связались и очень на него рассчитывали. Одним словом, решила дать поручение банку переслать в их московское отделение как особо ценный груз. Ох, и содрали же они тогда с меня! Пришлось даже в казенные средства залезть… Но, откровенно говоря, считать все это только своим частным делом было бы странным.

–  Да, уж. Какое тут частное дело…

–  А из Москвы, как понимаешь, перетащить пакет сюда было уже просто. Помнишь, я туда в первый год на консультацию к профессору ездила?

–  Это после этого ты…

–  Угу. Хочешь верь, хочешь нет, но мне почему-то казалось, что пока я этот пакет не получила и сама не спрятала, у меня как бы какой-то личный долг оставался перед отцом и дедом, и я не могла целиком отдаться своим личным делам. А как получила и спрятала, так и облегчение наступило. А с ним и благополучная беременность…

–  Это что же, если мы от него избавимся…

–  Перестань! Я с тобой серьезно, а ты все об одном и том же. Налей мне лучше еще