Litvek - онлайн библиотека >> Вадим Вадимович Розанов >> Самиздат, сетевая литература и др. >> Один год из жизни профессора >> страница 5
самовосстановление классического буржуазно-демократического строя. То, что орган городской власти назывался Советом, мало что значило. Важно было другое: кто в нем заседал и работал в его аппарате и органах. Фактически именно туда плавно перетекли наиболее опытные и знающие кадры бывших царских министерств, столичных учебных заведений и крупных компаний. Среди управленцев и научно-технической интеллигенции бывшей столицы широкое распространение получила теория местного возрождения: наладим дела в Питере, а затем займемся всей Россией. Знаний, опыта и профессиональных навыков этих людей недооценивать не стоило. Напротив, революционные события 1917 года как бы очистили «правящий класс» от устаревших патриархальных наслоений и элементов, многие из которых к тому же играли уже чисто ритуальную роль. В Питере, таким образом, реально победила буржуазная революция, и к осени 1918 года в Петросовет в основном уже входили представители прежнего правящего класса. Так что переименование его в конце 1918 года в Городскую думу особого удивления у горожан не вызвало. Более того, стало хотя бы понятно, кто и с какой периодичностью выбирает туда депутатов.

Именно лучшие управленческие кадры прежнего режима фактически спасли город зимой 1918/1919 года, обеспечив его – пусть и по минимуму – продовольствием и топливом. Одной из самых нетривиальных задач при этом было обеспечение судоходства в Финском заливе и расчистка фарватеров от минных заграждений. Тонкие ручейки зарубежных поставок текли в город через порты Риги и Або (Турку) даже после того, как залив окончательно замерз.

Позднее период до середины 20-года будут называть кто «эпохой выживания», кто – «эрой губерний». И то, и другое будет правильным. Питерские заводы действительно выживали в отсутствие национальной или региональной твердой валюты, при нарушенных внешнеторговых связях, прекращении военных заказов, на которые были переориентированы все основные промышленные предприятия, сокращении внутреннего спроса и почти полной утрате национальной сырьевой базы. Через такое «сито» сумели пройти только наиболее эффективные менеджеры-управленцы и гибкие производства. Ну, и фактор везения тоже никто не отменял.

Оплаченный заказ, тем более иностранный, стал в это время счастьем для заводчиков, их инженеров и рабочих со всеми чадами и домочадцами. Стоит ли говорить, что соседи-шведы, вечные друзья России – британцы, да и другие попользовались ситуацией. Шведы к тому же еще и выбирали: размещать заказы в Питере или на германских заводах. Для заказчиков из стран Антанты вопрос так не стоял, и хотя бы в этом питерцы получали конкурентное преимущество.

Компании и заводчики разорялись, но базис, «железо» питерских производств оставалось на месте, и было «корнем» если не новых дворцов северной Венеции, то хотя бы куска хлеба для ее жителей.

Так что именно Питер с его заводами и фабриками стал как бы «точкой кристаллизации» для всего Восточно-Балтийского региона.

Антирусская волна, поднявшаяся в Финляндии в 1917-18 годах, быстро схлынула. С одной стороны, она не получила подпитки из Германии, как это было в РИ. С другой, внутреннее развитие в Финляндии все же не перешло рубежа братоубийственной гражданской войны. Социал-демократы и аграрии сумели выстроить хрупкий баланс взаимных отношений, кровь не пролилась и просто не было нужды маскировать внутренние разборки «войной за освобождение». Да и Россия вдруг в одночасье оказалась не та – Питер стал вдруг окраиной прежней державы, столетняя угроза с Востока – когда явная, а когда мнимая – растаяла как дым. Тяготевшие к Питеру 2–3 губернии русского севера и северо-запада по численности населения, правда, раза в два превышали тогдашнюю Финляндию, но с учетом их состояния никакой серьезной угрозы ей нести не могли. Население Питера сократилось с довоенных двух миллионов достаточно существенно, но все же не в три раза как в РИ. А жить как-то было надо, и в этом плане Питер по-прежнему оставался местом, где нескольких десятков тысяч финнов зарабатывали свой хлеб. Здесь стоит пояснить, что до революции именно Санкт-Петербург и Россия в целом были для Финляндии и ее жителей своеобразным аналогом Нового света для их скандинавских соседей. В Норвегии, например, в конце XIX века почти нормальным явлением было решение крестьянской семьи отправить одного из двух сыновей за океан в поиске лучшей доли, исходя из того, что семейный земельный надел прокормить обоих сыновей с их будущими семьями уже не мог. Вот и получилось так, что через 100 лет число потомков выходцев из Норвегии в США сравнялось с населением этой страны. Финнов спасал Питер, русские заказы, строительство в Финляндии на русские деньги и возможность зарабатывать на разнице в таможенном тарифе.

Ну, а уж если и финны вели себя мирно, то на южном берегу Финского залива тем более никому не приходило в голову вступать на путь конфронтации.

Но, главное, не было большой крови, вызванной взаимной ненавистью. Совсем без стрельбы не обошлось – слишком дешево стоила в глазах людей человеческая жизнь после такой войны, но до ситуации, когда идеологические споры решаются пулей, дело все же не дошло. Так что большинство конфликтов могли квалифицироваться как борьба бандитов с законной властью без примеси политики.

Так и сложилась к середине 20-го года странное государственное образование из трех относительно самостоятельных республик: Финляндской, Петроградской и Эстляндско-Лифляндской. Как обычно бывает в таких случаях, каждый из участников рассчитывал приобрести какие-то преимущества от этого союза, и, надо сказать, что эти ожидания в значительной степени сбылись. Одним из самых мудрых шагов отцов-основателей этого странного союза было решение отказаться от каких-либо национальных квот при выборах единого парламента и формировании органов исполнительной власти. Далось это решение очень тяжело, но в дальнейшем именно оно обеспечило успех интеграции, которая проходила в том числе и по политической линии.

К началу 30-х годов государство уже довольно твердо стояло на ногах. Но общемировой экономический кризис не мог не затронуть и Балтийскую федерацию. Закрывались предприятия, росла безработица. Внутренний спрос на промышленную продукцию сокращался, конкуренция с соседями становилась все более жесткой. Сельское хозяйство пока держалось в основном за счет молочного животноводства, поскольку в зерновом производстве БФ не могла конкурировать ни с НКР, ни с УралСибом – там были намного более благоприятные климатические условия, лучшие земли и не сопоставимые урожаи. Какое-то время фермеры БФ