Самые тяжелые раненые начинают улыбаться, когда она ухаживает за ними.

- Ну, Елена Васильевна, зачем вы так? Скажете тоже. - Маша опустила свои необыкновенные глаза, по щекам ее запрыгали отблески пламени. А может, краска смущения залила их.

- Ладно, ладно, не смущайся, Солнышко ты наше! Ее так раненые зовут. Лена "прикурила" погасшую коптилку и поставила ее на тумбочку...

Ребята, раздевшись, вешали свои шинели, а я смотрел на Солнышко и не мог оторвать глаз. Маша повернулась, чтобы уйти в комнату, и ее взгляд скользнул по мне. Потом она внимательно посмотрела прямо мне в глаза. На секунду наши взгляды встретились, и в душе у меня что-то начало плавиться. Она опустила глаза и быстро скрылась за плащ-палаткой. Сразу стало в прихожей почти темно. "Ну да, она же унесла большую лампу, а свет маленькой загородили ребята", подумал я. Снял свою старенькую синюю шинельку, водрузил ее на гвоздь и вслед за ребятами прошел за занавеску. Посредине небольшой комнаты стоял стол, вместо скатерти покрытый чистой простыней. Разные тарелки, кружки и стаканы, вилки и ножи только подчеркивали желание наших хозяек сделать почти из ничего радость для совсем не знакомых им людей.

Маша появилась из-за занавески, отделявшей угол комнаты, с двумя банками консервов и, поставив их на стол, опять скрылась за занавеской.

- Костя, открой, пожалуйста, - сказала Лена и вручила ему консервный нож, а сама стала резать шпиг, кладя отрезанные кусочки на ломтики черного хлеба. Глядя на эту процедуру, я сглотнул слюну. Лена, заметив это, тут же скомандовала:

- Мальчики, прошу всех за стол. Таня, давай сюда картошку, а то гости наши умирают с голоду!

Маша отстранила занавеску, и с тарелкой в руках появилась Таня. Она водрузила тарелку на середину стола и, тряся кистями рук, дуя на ладошки, запрыгала на одной ноге.

- Тьфу ты! Я и не думала, что она такая горячая. Надо было полотенцем. Наконец она остановилась и, посмотрев на нас, произнесла: - Здравствуйте, Таня.

Переход был настолько неожиданным, что все заулыбались. Таня была гораздо крупнее своих подруг. Подпоясанная гимнастерка облегала ее довольно внушительные формы. Три лычки на ее погонах указывали на то, что она была сержантом медицинской службы.

Вид дымящейся картошки, политой поджаренными шкварками с луком, не заставил нас долго упрашивать, и мы быстренько приземлились за столом, кто где - не выбирая места.

Когда мы, еще немного стесняясь, потянулись за яствами, из-за занавески опять появилась Таня.

- Внимание, внимание! - произнесла она своим низким голосом. На лице и в прищуренных глазах играли лукавые искорки.- Показывается фокус-мокус. Р-р-аз! - и из-под откинутой наволочки в ее руке показался флакон со спиртом: - По полрюмочки на каждого - не велик грех.

- Ну, девчата, спасибо! Вы не только подкормить нас решили, но и праздник нам устроили! - дружно, от души поблагодарили мы их.

Хозяйки были радушны и гостеприимны. Лена стала раскладывать горячую картошку по нашим тарелкам.

- Это, честно говоря, картошка последняя. Я понимаю, мальчики, что вам это маловато, но больше нет.

Лена перегнулась через Костино плечо, чтобы положить ему картошки. Медали, висящие у нее на груди, нежно звякнули у него над ухом и похолодили щеку. Костя отстранился и, посмотрев ей в глаза, поинтересовался:

- Лена, вы, конечно, извините, но интересно, за что вам эти медали вручили?

Девушка выпрямилась, смущенно пожала плечами:

- За работу, наверное.

- Она у нас скромничает,- перебила ее Таня.- Ведь более десятка раненых вынесла с поля боя на себе, и сама была ранена - вот за это ей медаль "За отвагу" вручили. Ну, а после излечения она в этом эвакогоспитале почти год работает - вот вам и боевые заслуги. Сколько раненых через ее руки прошло! Она у нас не кто-нибудь - хирург!

Наискосок от меня, разговаривая с Мишей Аксенгором, сидела очень миловидная Машенька. Я нет-нет да украдкой поглядывал на нее. Вела она себя очень просто, без тени кокетства. Моих взглядов она не замечала. Но иногда мне казалось, что краешком глаза она все же видит, что я смотрю на нее.

Завели патефон, пошли потанцевать. Закружились пары. Лена вдруг остановилась и громко сказала:

- Машенька, разве ты не видишь, какой грустный у нас Леня? Ты же умеешь развеселить даже тяжелораненых!

Маша посмотрела на меня и, опустив глаза, тихо сказала:

- Но он же не раненый.

Все дружно засмеялись, а Костя, погрозив ей пальцем, заметил:

- Ну, это как сказать? Может быть, уже ранен, да еще в самое сердце!

- Недаром же мы зовем ее Солнышком, - пояснила Лена. - И волосы у нее золотые, и руки теплые, ласковые. Раненые в ней души не чают.

Вскоре мы с девушками прощались на улице. Я подошел к Маше и взял ее за руку. Рука ее была, действительно, теплая и нежная.

- Машенька, завтра мы уезжаем дальше, ближе к фронту. Так что не могу сказать даже и до свидания. А как бы хотелось встретиться.

- Но что же, Леня, делать? Война...

Она пожала мне руку крепко, по-дружески.

- Да, тут ничего не поделаешь... А можно, я буду писать вам? - с надеждой спросил я.

- Конечно, можно. Я отвечать буду,- тихо пообещала она.

В темноте не было видно ее глаз. Я сжал ее руку, мое лицо зарылось в мягких душистых волосах. Поцеловав ее в щеку, бросился догонять ребят.

Ночной город встретил нас мертвой тишиной. Ни единого огонька, ни одной звездочки. Наши шаги неестественно гулко отдавались в развалинах, да ветер заунывно гудел в проводах.

Шли молча. Говорить не хотелось, как будто вся радость осталась там, за той дверью. И запомнилось с тех пор: трудности, обиды и невзгоды приходят и уходят, а вот тепло человеческой души остается в памяти навсегда.

Через пару дней мы с великими трудами добрались до места назначения. Было почти темно, когда машина остановилась, и шофер, выйдя из кабины, устало потягиваясь, сообщил, что мы находимся в Крестах. Небольшая деревушка была расположена в лесу на косогоре.

Регулировщик направил нас к коменданту, который проверил у нас документы и сообщил, что Кресты еще не конечный пункт нашего маршрута, чем немало обескуражил нас.

Не успев как следует отогреться в комендатуре, мы опять очутились в холодной темноте. Резкий ветер, казалось, пронизывал насквозь. К тому ж еще шел дождь со снегом. Но через какое-то время глаза начинают привыкать к чернильной темноте. Неожиданно тень, похожая на избу, возникает перед нами. Приглядевшись, видим какое-то хаотическое нагромождение бревен. Наверное, снаряд или бомба попали в нее и разворотили строение. По пути встретили какого-то военного, он привел нас в свое хозяйство.

Впереди неожиданно скрипнула дверь, и наш