донос, что он является участником стрелецкого мятежа 1698 года. На следствии, отрицая обвинение, Г. Кузнецов показал, что он дезертировал из полка Колзакова 20 марта, то есть за несколько месяцев до похода стрельцов на Москву. Показание обвиняемого было подтверждено официальной справкой, затребованной Ромодановским из Земского приказа (бывший Стрелецкий). Но, хотя в других случаях справки приказов признавались бесспорным свидетельством, на Кузнецова это не распространилось. После новых безрезультатных допросов и пыток он был отправлен в Ярославль и содержался под арестом.

В том же году в Преображенском приказе целый месяц содержался старец костромского Ипатьевского монастыря Иосиф, на которого пало подозрение, что он является беглым стрельцом и скрывается в монастыре от властей. Иосиф был освобожден только после опроса многих свидетелей, единогласно опровергнувших извет. О важности всех дел по стрельцам говорит та настойчивость, с которой проводились поиски оговоренного или ловля бежавшего из-под караула стрельца.

В августе 1700 года каширский священник Олимпий донес, что крестьянин Семенов говорил: «Государя-де ныне в Москве нет. А который-де ныне на Москве государь… Лефортов сын, а не государь. Он в свою басурманскую веру и православных христиан приводит и велит носить немецкое платье, а кто-де то платье на себя наденет, тот и басурман». Извет Олимпия был подтвержден свидетелем. Семенов не отрицал своей вины, а на вопрос, откуда у него такие сведения о царе, ответил, что узнал все это от человека, приходившего к ним на сенокос с плотов, которые гнали по Оке мимо их лугов. Семенов добавил, что кроме известных судье слов он говорил, что будто бы царь «лутчих людей в Великий Пост четыре недели заставил есть мясо» и завершил разговор угрозою: «У нас-де скоро зделаетца по своему, иной де боярин и места не найдет. Уже-де перемотаем, хотя де они дряни той и набрали, нам-де они тьфу!» Семенов показал, что имени своего человек не назвал, сказав только, что он московский стрелец, после роспуска записавшийся в Калужский посад. На вопрос о внешности стрельца Семенов ответил, что «ростом низмян, волосом чермнен, а лицом и глаза каковы не знает», потому что встреча произошла поздним вечером. На пытке он добавил, что стрелец «говорит остро, скоровато» и видел его, кроме него, крестьянин Влас Ветчинкин. Ветчинкин подтвердил показания Семенова, и тогда Ромодановский начал поиски стрельца.

Калужскому воеводе была послана грамота с приказанием осмотреть всех поселившихся в Калуге бывших стрельцов и подходящих под указанные приметы, заковав, прислать в Москву. Воевода вскоре прислал 11 бывших стрельцов, одновременно сообщив, что из 299 человек он не смог осмотреть 98, так как 60 из них ушло в солдаты, 14 умерло, 24 переехали в другие города.

Допрашивая стрельцов, следствие установило, что один из них занимается плетением шнурков, другой цирюльник и торгует всякой мелочью, третий сапожник, четвертый продает крупу и орехи, пятый шьет шапки, шестой портняжничает, седьмой торгует овсом и сеном, двое плотничают, один «ходит по миру» и еще один работает всякую черную работу — никто из них по Оке на плотах не ездил. Не опознали в них своего ночного собеседника и крестьяне.

Отправив стрельцов обратно, Ф. Ю. Ромодановский затребовал сведения о том, кто из калужан сплавлял плоты по Оке, из Калужской ратуши. Оттуда ответили, что из Калуги с плотами никто не выезжал, а данных по Серпухову у них нет. След стрельца потерялся. 25 января 1701 года дело было доложено боярам, которые вынесли решение казнить Семенова, а Ветчинкина, распространением стрелецких речей не занимавшегося, освободить. Однако Ромодановский не выполнил этого приговора, оставив обоих крестьян в приказе. Оба они снова несколько раз допрашивались и подвергались пыткам, но никаких дополнительных сведений дать о стрельце не могли. 18 сентября 1701 года после четвертой пытки Семенов умер. 25 сентября, по указу Ромодановского, видимо, потерявшего наконец надежду на поимку стрельца, Ветчинкин был освобожден.

Так же упорно в течении почти двух лет разыскивал Ромодановский бежавшего из-под ареста упоминавшегося выше стрельца Тимофея Волоха, в конце концов обнаруженного в Саратове. Во время поисков Ф. Ю. Ромодановский сам допрашивал всех его родственников, пять раз заставлял писать отписки на его родину в принадлежащее Троице-Сергиевскому монастырю село Копасово, вызывая для этого к себе в приказ монастырского стряпчего С. Брехова. Он рассылал грамоты с указанием подробных примет Волоха по городам и лично осматривал всех лиц, задержанных по подозрению в том, что это Волох. Специфический характер стрелецких процессов обнаруживался еще и в том, что по ним почти никогда не выносилось оправдательных приговоров. Стрелец, попавший в Преображенский приказ, как правило, не выходил оттуда на свободу.

В 1700 году белоярский стрелец Василий Сарапка, вина которого осталась недоказанной из-за отсутствия свидетелей и смерти изветчика, был сослан в ссылку в Сибирь. (Сарапка обвинялся в произнесении слов: «В бунт-де Степана Разина был он, Василий, двадцати пяти лет и выезжал с Саратова на Пензу о два конь с атаманом и много порубил. А если-де ныне выедут казаки, дам-де я боярам трепизон».)

Поплатился за свою явку в Преображенский приказ и беглый стрелец Василий Иванов, пришедший делать извет на донских казаков из Краснянской станицы. Стрелец показал, что он прожил около этой станицы четверо суток и слышал от казаков жалобы на задержку жалования, на то, что у них отбирают часть земли, и порицания государя: «У нас-де ныне государя нет, а тот-де государь немчин. А как бы де он был старый государь и он бы не так делал, а то де веру верует немецкую». Извету в Преображенском приказе не поверили. Доносчик без следствия по доносу был бит кнутом, запятнан и сослан в Сибирь на поселение.

В 1701 году по доносу беглого колодника П. Серикова была арестована московская стрельчиха Паранька, говорившая: «Чорт-де не государь, что с немцами водица и головою верит. Немец бы де вырубил, а Кокуй сжег (выжег), да потешных перевешал с конца, а жен их с другова, то бы де и государь был».

В Преображенском приказе стрельчиха отрицала правильность доноса и вынесла при этом восемь пыток. Тем не менее она была признана виновной, так как кроме изветчика против нее свидетельствовал ее свекор солдат М. Корнилов. Дело тянулось до 1705 года. В 1705 году Прасковья была сослана на прядильню. Наказание понесли и Корнилов с женою, виновные в том, что, во-первых, дали стрельчихе убежище в своем доме, а во-вторых, не донесли о ее словах. Бояре приговорили их к ссылке в Сибирь. Петр