И будет замечательно.

— Вот что, — будто читая мои мысли, тихо начал Олежка, — давай — ка сегодня закроем глаза на то, что дорабатывать еще половину дня. Езжай домой и завтра возвращайся огурчиком, поняла, Лей?

— Так точно, — шутливо отдав начальнику честь, криво ухмыльнулась я.

— И Наташку с собой возьми — кто знает, не приспичит ли тебе грохнуться в обморок еще раз. Учти — вторая потеря сознания для тебя будет равноценна посещению медиков. Не пойдешь сама — вызову скорую на производство. Все усекла?

Да, когда надо было, Олег Евгеньевич вид принимал грозный и основательный. Мне ничего не оставалось, кроме как молча кивнуть в ответ.

— Будет сделано, — рядом со мной оживилась Наташка, поднимаясь с корточек, на которых она провела все время, что я помнила после пробуждения. Босс, расслабившись, улыбнулся, разом скидывая десять лет и теперь выглядя как человек немногим старше нас. Не будь он давно и счастливо женат, я, возможно, когда — нибудь даже увлеклась или, что еще хуже, кинулась с головой в омут смеющихся зеленых глаз на худом бледном лице, обрамленном темными волнистыми локонами. Красивый мужик достался нам в начальники. Не знаю, как парни в отделе, но внешность Олежки лично для нас с Наткой являлась одной из причин повышенной работоспособности. Все же симпатичное начальство, относящееся к сотрудникам с пониманием, само по себе настраивало на желание заслужить похвалу.

Евгеньевич, тем временем, из кабинета вышел, деликатно намекнув, что вернется, когда я приведу себя в порядок, и Наташка со смешком пояснила, что падала я не совсем утонченно. Спохватившись и дав себе зарок никогда больше не появляться на работе в юбке, я быстро пригладила волосы и поправила одежду, с облегчением отмечая, что тонкие, как раз для нашей погоды, колготки остались в целости и сохранности. Возвращения Олежки не потребовалось — спустя пять минут мы с Наташкой уже вышли из кабинета и, прихватив сумочки, направились на первый этаж. Я бросила мимолетный взгляд на часы — обеденное время еще оставалось, к нам никто не придерется, а охранник настолько плох с памятью на лица, что просто не запомнит, возвращались ли мы обратно. Пропусками на входе мы щелкали нерегулярно, так что тут тоже никаких загвоздок не предстояло. В общем, спустя десять минут и с благословения босса мы с Наташкой уже выходили на оживленный проспект из нашего уютного почти захолустья.

— Может, по капучино для поднятия боевого духа? — веселость овладела подругой, когда в поле ее зрения попала яркая вывеска «Бон кафе».

— И чтобы какой — нибудь из возвращающихся замов нас там застукал? — иронично выгнула я бровь. — Нет уж, давай домой, как и обещали Олежке. Мне действительно не помешало бы выспаться.

До дома мы добрались быстро. Правда, перед этим Наташка все — таки затащила меня в магазин, сославшись на то, что с моим образом жизни я упаду сразу же, как только она выйдет за пределы квартиры. Поэтому в белом пакете — майке, купленном там же, в итоге оказался приличный кусок замороженного мяса, который Наташка собиралась запечь в духовке, овощи, бутылка гранатового сока («Только слово скажи, жертва анорексии!») и несколько пакетиков со специями. Сама я готовить не любила и ограничивалась обычно тем, что можно сделать с помощью плиты за достаточно короткое время, так что не стала утруждаться вопросами по спецификации каждого продукта: в деле «накорми до отвала» Наташка была профи, несмотря на то, что выглядела великолепно. У нее тоже генетика. И ослиное упрямство, в данном случае выражающееся в постоянном посещении спортзала.

В общей сложности полтора часа ушло на то, чтобы обеспечить меня пропитанием на следующую неделю. От чая подруга отказалась, как, впрочем, и от кофе тоже, аргументировав это тем, что Олежку оставила совсем одного, а он там с парнями пропадет. Спорить я не стала. Но на прихорашивающуюся перед зеркалом блондинку смотрела с жалостью. Жалко мне было того праздника живота, которому, скорее всего, суждено было окончить свои дни в помойном ведре. Ну не смогла бы я съесть столько и сразу, не спас бы даже холодильник. А на все мои разумные доводы подруга ответила только одно:

— У тебя появилась блестящая причина наконец — то найти себе нормального мужика! На первое время сможешь убедить его, что прекрасно готовишь — я, так и быть, помогу в милом обмане — а когда он оденет тебе колечко на палец, отпираться будет поздно, счастливец уже будет по уши влюблен.

Я скептически посмотрела на нее:

— Ты уверена, что с этой программой — максимум я справлюсь за неделю?

— Было бы желание, — отмахнулась Наташка. — И потом, не в готовке счастье! Ты же на примере моего Андрея Игоревича в этом уже убедилась.

Что правда, то правда: для этого самого Игоревича Наташка была идеальной кандидатурой в жены. Красивая, стройная, среднего роста, следящая за собой и с золотыми руками. Но попался ж ей этот маменькин сынок Андрюшенька…бросил ее ради библиотекарши в стрекозиных очках, с которой мог часами обсуждать униженных и оскорбленных в литературе с начала времен. Откуда мы это знали? Предприняли культурный поход в святилище знаний, где работала подлая разлучница. Наташка тогда быстро раскрыла свое инкогнито, почти раздавив изменника скрытым фактом получения дополнительного диплома по русской литературе. Ну, хобби у нее такое было. Мужик, конечно, понял, какого золота лишился, но возвращаться было поздно: Наташка подарила им томик Толстого с полной версией «Войны и мира», ядовито бросив на прощание, что, в случае чего, тот может быть использован вместо сковородки. Да, та дама, как оказалось, в любви к пище, как и я, замечена не была.

Потом Наташка безудержно рыдала у меня на плече, когда мы напились и провожали напрасно потерянные полгода встреч с Андреем Игоревичем. Я даже в состоянии почти эйфории приводила ей разумные доводы того, что этот, пусть и вполне симпатичный внешне объект, с точки зрения будущего потомства проигрывал по всем пунктам. Во — первых, спортом он почти не занимался, так что худощавость фигуры была отнюдь не результатом тренировок. Во — вторых, сам палец о палец не ударил, если пришлось просить помощи по дому, так что Наташка стала бы служить домработницей, а не носить гордое звание единственной и горячо любимой жены. В — третьих…в — третьих, и главнее всего, что меня в нем не устраивало, было слепое поклонение маме и абсолютная безвольность в принятии собственных решений.

Она слушала меня с открытым ртом. Сначала обозвала роботом, неспособным ничего чувствовать, потом принялась жаловаться, почему я всего этого не сказала, когда они встречались. А я что? Разве