напоминающее зелёную рощицу. К ней бедолага и направился. Он уже издали почувствовал запах леса и это придало ему сил. Он даже не заметил, как очутился на тропе, среди вековых сосен. Аромат лесного воздуха взбодрил, пропала усталость, жажда и голод больше не мучили.

  Но вот тропа оборвалась у озера и путника поразили красивые дома, стоящие у самой кромки воды. Все они были разными; крайний - похожий на терем с резными ставнями, а рядом другой - в виде корабля, плывущего среди зелёных волн, ещё чуть дальше возвышалась высокая стеклянная башня. Что-то подобное он видел в Амстердаме, но здешние зодчие, казалось, превзошли все мыслимые и не мыслимые фантазии.

  Савва подошёл к ближнему жилищу и позвонил. Двери терема отворились, и он увидел свою мать. Тут она была совсем молодая, такая, какой он её помнил из детства.

  - Что же ты опаздываешь, сынок? - спросила женщина и, развернувшись, пошла по коридору, не оглядываясь, оставив двери открытыми. Взору мужчины представилось уютно обставленное жильё с накрытым праздничным столом. Мать присела на один из стульев и застыла в ожидании. Гости, видимо, запаздывали, а он уже хотел перешагнуть порог, но появился отец, такой же молодой, как и мама, и перед глазами Саввы всплыли картины того времени, когда отец брал его на руки и шёл с ним гулять в парк...

  Отец закрыл собой дверной проём и глухо произнёс:

  - Рано тебе, сынок, на наш праздник. Возвращайся в свою жизнь. У тебя ещё много дел.

  Пока Савва осмысливал сказанное и увиденное, двери перед ним захлопнулись, и он остался в полном одиночестве. "Что за ерунда происходит со мной? Где пирамиды? Где Маша?" - вдруг вспомнил он и о своей сожительнице. "Всё-таки сволочь я - пять лет живу с Машкой, а ни разу не обмолвился о женитьбе и даже отдыхать поехал один", - заговорила в нём проснувшаяся совесть.

  Какая-то сила потянула его к другому дому. Там двери открылись не сразу. Он уже хотел идти дальше, но вдруг, ему навстречу вышел военный в форме времён Великой Отечественной войны. Савва сразу узнал в нём своего деда, хоть и знаком с ним был только по фотографиям и рассказам бабушки. Дед так и не вернулся с той войны. Он выжил на Курской дуге, попал в военную кинохронику, когда его часть вошла в город Орёл, а погиб... под Киевом...

  Офицер присел на ступеньку, пригласив сесть и Савву.

  - В дом не зову, туда могут заходить только солдаты, честно служившие Родине, а ты, я знаю, от армии открутился, - сурово сказал он.

  Слова деда обожгли, как кипяток, и Савва понял, что попал в мир умерших родственников. "Это же мои близкие, которых давно нет, а я-то живой; они старались, жили ради меня, а что хорошего сделал я? Кого защитил? Ни семьи, ни детей", - набатом билось в его голове осознание собственной никчемности. Мозг пронзила мысль: "Умирать ещё рано, нужно успеть всё исправить".

  Он взглянул на солнце, вдруг качнувшееся над озером, и неожиданно выплеснувшее яркую вспышку. Мужчина зажмурился, а когда открыл глаза, то увидел перед собой бледное лицо Маши. Растеряно оглядев больничную палату, Савва прошептал:

  - Маша, прости.

  Молодая женщина улыбнулась и слёзы полились из её глаз.

  - С возвращением, - всхлипывая, тихо произнесла она, и потом, как бы очнувшись и что-то вспомнив, бросилась к двери, крикнув:

  - Я за доктором!

  Через минуту Савву окружили люди в белых халатах...

  ***

  Москва просыпалась. За окном больничной палаты моросил дождь, но через рваное одеяло туч норовили проскользнуть игривые лучики солнца...