цвет длинными волосами, с кроваво- красными накладными ногтями и в весьма коротких юбках. Отвыкнув за долгие 10 лет жизни на Востоке от подобного стиля одежды, я с удивлением разглядывала их смелые наряды, а дочка вообще сидела не шелохнувшись, то и дело оглядываясь на меня, причем каждый раз глаза у нее округлялись все больше.

Что касается меня, то на мне была надета все та же черная арабская паранджа с причудливой вышивкой. На голове уже не было платка, а длинные кудрявые волосы растрепались во все стороны и стояли копной. На запястьях позвякивали золотые браслеты, а на пальцах было надето по золотому кольцу из арабского золота. Когда я зашла в белый кафельный туалет и увидела свое отражение в огромном с матовой подстветкой зеркале, то сама озадачилась своим диковатым внешним видом: «Мда… красавица… ладно, как-нибудь доеду…»

И снова вокруг стало происходить нечто странное. Прошел час, второй, третий, а наш рейс на Москву задерживался по непонятным причинам. Мой попутчик стал куда-то уходить и разговаривать по телефону. Когда он вернулся, выглядел весьма озабоченным, хотя пытался не подавать вида.

– Что-то случилось? – спросила его я.

– Нет, все в порядке, просто «Домодедово» пока не готово принять наш самолет. Но это технические вещи, скоро полетим, вам же здесь комфортно?

– Да уж, пожалуй, потерплю как-нибудь бакинский VIP зал, – пыталась шутить я, хотя понимала, что он что-то скрывает.

Если бы он в тот момент сказал, что пока мы сидели в зале ожидания, две дагестанские смертницы взрывали два пассажирских лайнера при вылете из «Домодедово», куда нам предстояло приземляться, то я прямо там рухнула бы в обморок. Но он продолжал как ни в чем не бывало разговаривать с дочкой на дари и отвлекал мое внимание посторонними темами.

Я знала, что родители должны были встречать меня в «Домодедово», и беспокоилась, что им придется ждать задерживающийся рейс. Наконец, объявили посадку на Москву, и я с портфелем и дочкой за руку отправилась к пункту досмотра. Азербайджанских бизнесменов ни капли не смутил мой экстравагантный наряд и прическа, и пока я добралась до самолета, у меня в руке оказалось около пяти визитных карточек. «А это что еще такое?! Что у вас в руках?! – воскликнул мой сопровождающий, вытаскивая визитки из моих пальцев, – зачем вы их собираете?!»

Я не знала, что ответить, так как брала визитки машинально. Он выкинул их в мусорную корзину и подтолкнул меня к моему креслу. Только я села на сиденье, как провалилась в глубокий сон. Очнулась я от того, что мой спутник тряс меня за плечо: «Прибыли, садимся в Домодедово». Я выспалась и чувствовала себя гораздо лучше. «Идите за мной на паспортный контроль», – приказал он мне, и я послушно поплелась вслед за ним.

В аэропорту было столько овчарок и военных, что я спросонья шарахнулась от них в сторону. Почему-то мой вид и черная арабская паранджа, в отличие от веселых азербайджанских таможенников, им особенно не нравился. Отовсюду на меня лаяли овчарки, а военные не сводили глаз.

«Ну ничего себе приятное возвращение домой, – ошалело думала я, не понимая, что происходит. В этом жутком коридоре лающих овчарок мы подошли к кабинкам паспортного контроля. Здесь мы разделились, так как он ушел в проход для дипломатов, а я с ребенком осталась в общей очереди. Когда я подошла к пограничнику и протянула свой паспорт, он стал медленно его листать. Все листы моего паспорта были исписаны на фарси вязью от иранских и афганских виз вперемешку со штампами среднеазиатских республик. Пограничник поднял голову, пристально оглядывая меня в черной парандже и ребенка в афганском костюме. В первый и в последний раз за всю свою жизнь я увидела, как меняется всегда каменное и невозмутимое лицо пограничника. «Вы когда в последний раз были в России?»– наконец выговорил он. «Точно не помню… лет десять назад…» – непринужденно ответила я. После этого рука пограничника решительно потянулась к телефону. Тут я поняла, зачем со мной отправили моего очень ценного попутчика, так как он уже появился с другой стороны кабины и начал что-то говорить пограничнику. Тот вышел, и они оба ушли. Очередь недовольно забормотала и перетекла к соседней кабине, дочка начала дергать меня за край паранджи, просясь приподнять ее и дать посмотреть, кто сидит в кабине и что там происходит.

Они отсутствовали довольно долго. Наконец, пограничник быстро зашел в кабинку, и, не глядя на меня, сразу поставил штамп в паспорт: «Проходите!» Я подхватила портфель и ребенка и быстро выскользнула в зал.

Сначала я попрощалась с моим так и оставшимся неизвестным другом, который мне очень помог в этом путешествии. «Запомни все, что я тебе говорил»,– сказал он мне на прощание. Больше я его никогда не видела, но последовала его совету, и следующие 15 лет проработала с Ираном, о чем не пожалела ни разу. Дочь выросла и превратилась в настоящую восточную красавицу, говорящую на фарси и на русском. Ну а приключения и истории с иранцами, ни в чем не уступали афганскому периоду.

А на тот момент в зале ожидания «Домодедово» меня ожидали мои перепуганные родители. «Сегодня смертницы взорвали два самолета! – выпалили они, – мы чуть с ума не сошли, пока ждали в аэропорту. Сначала объявили, что один самолет из «Домодедово» взорвали в воздухе, потом второй! И твой рейс все не прилетал!»

Я плохо понимала, что они говорили, так как мозг будто поставил защитную преграду и затормаживал восприятие негативной информации. Но уже тогда я начала осознавать, что приехала с одной войны на другую. И когда через 6 дней после моего прибытия в Москву на метро станции метро «Рижская» недалеко от моего дома, снова прогремит взрыв, я лишь на мгновение вспомню, что за полчаса до этого ходила с мамой на Рижский рынок купить цветы в школу на 1 сентября для поступления дочери в 3 класс.

А пока в Домодедово мои родители знакомились с внучкой, которую не видели много лет. Она знала, что это ее русские дедушка и бабушка, но не понимала, что они говорят ей по-русски, поэтому смотрела на них, смешно вытаращив глаза. «Пойдем быстрее домой, – сказала мне мама, – я уже наготовила борща».