жестоких чиновников и изгнать всех чужеземных бандитов. Народ, пострадавший от ига дворян и богачей, и писари, оскорбленные чиновниками, имеют одинаковую цель с нами. Все бастуйте в такие минуты! Если будете сидеть сложа руки, то никто вас не спасет!»

Это восстание было жестоко подавлено японскими захватчиками. Славный борец за народное счастье Тен Бен Дюн был казнен в Сеуле.

В 1905 году японцы стали уже полными хозяевами в Корее и в 1910 году официально включили ее в состав своей империи. Так перестало существовать Корейское королевство. Вместо него появилось новое «японское генерал-губернаторство», с японскими законами и порядками. В течение последующих тридцати пяти лет Корея, лишенная самостоятельности, была под игом чужеземных захватчиков.

Наступил 1945 год.

Впервые за всю свою историю в том великом году Корея стала подлинно свободной. Ее освободил великий Советский Союз, могучая армия социалистической державы, армия Сталина.

На берега Тэдонгана пришли люди в зеленых гимнастерках, с красными звездами на пилотках. Они изгнали из Кореи японцев. И корейцы горячо благодарили русских друзей.

Рассказывают, что в те счастливые дни к большому серому камню подошли два мальчугана. У них в руках были острые ножи и баночка с каким-то порошком.

— Ты хорошо придумал, Ким! — весело сказал один из них. — Мы вырежем на камне буквы, натрем их фосфором, и они будут всегда светиться в темноте, как звезды…

Мальчики очистили камень от седого мха и вырезали на нем гордые слова:

«Да здравствует новая, свободная Корея!»

И вечером на древнем камне, как тысячи светлячков, засверкали прекрасные слова, и люди, проходившие мимо, повторяли их громко, от всей души радуясь написанному.

ЦВЕТЫ СТАРОГО ЧУ

У старого Чу никогда не было своего дома. Он жил в пещере, выбитой ветром и выточенной водой на западном склоне сопки. Здесь родился старый Чу, здесь родился его сын — молодой Чу, здесь родился и его внук — маленький Чу.

Молодой Чу работал на железной дороге. Утром он надевал свою единственную белую рубашку, которую жена каждую ночь стирала в ручье, и возвращался поздно вечером, измазанный мазутом, пропахший потом. А маленький Чу нетерпеливо ждал отца, у которого в кармане всегда было несколько поджаренных кукурузных зерен. Как вкусно было жевать эти зерна, забравшись в темный уголок пещеры!..

Однажды молодой Чу не пришел. Вместо него в пещеру ворвались японские полицейские. Они обыскали темное, сырое помещение, вытряхнули на пол жалкий скарб из крохотного, обитого жестью сундучка, жестоко избили старика и ушли, подталкивая впереди себя испуганную, плачущую мать маленького Чу.

Ночью к пещере подошли два незнакомых человека. Маленький Чу, который никак не мог уснуть, сначала испуганно прижался к деду, но потом успокоился: гости были в таких же потемневших рубашках, какие носил его отец, и пахло от них так же, как от отца: мазутом и паровозным дымом.

Гости погладили по голове маленького Чу и сказали старому Чу:

— Твой сын герой: сегодня он пустил под откос эшелон с японскими солдатами…

— Его арестовали? — медленно спросил старый Чу.

— Пусть маленький Чу наденет одежды из санго, — тихо ответил один из пришельцев. — Сегодня у паровоза его отца расстрелял японский офицер…

Всю ночь дед шил из куска грубой конопляной материи санго шапочку с четырехугольным верхом, широкую рубаху и короткие штанишки. Утром маленький Чу, плача, надел эти траурные одежды, которые целый год должен носить в Корее каждый любящий сын, потерявший отца. Не вернулась больше в пещеру и его мать — тихая, ласковая Ли Сон Пе. Она скончалась в тюрьме, не вынеся мучительных побоев.

Старый Чу был слишком стар и немощен, чтобы заработать себе и внуку хотя бы горсточку гаоляна. Вздыхая, он глядел на внука, который молча сосал веточки лиственницы, запивая их холодной водой из ручья.

Однажды утром старик медленно обошел густой розовый куст, посаженный еще его дедом около старой пещеры, и дотронулся рукой до прохладных, точно лакированных листьев. В те дни, когда в доме не оставалось никакой еды, мать маленького Чу заваривала в большом котле розовые пахучие лепестки, и все пили благоуханную воду и причмокивали от удовольствия.

Старый Чу торопливо вошел в пещеру и долго одевался во все самое лучшее. Он завязал на груди банты своего серого, уже пожелтевшего от старости свадебного халата, расчесал пальцами густую бороду и почистил черную круглую шапочку, какую носят в Корее только те, кому исполнилось шестьдесят лет. Потом он нарвал большой букет роз, взял в руки толстую суковатую палку и, прихрамывая, понес пахучие цветы в город. Он вернулся сияющий, словно помолодевший. В котомке за его спиной лежали зерна чумизы, длинный кочан китайской капусты кимчи и крохотная бутылочка дешевого масла. А в кармане для маленького Чу были припрятаны две прозрачные тягучие конфеты, сделанные из виноградного сока.

Они славно пообедали в этот день. Из кимчи дед сварил на костре суп, прибавив в него сладкую картофелину, найденную на дороге внуком, и пахучую зеленую травку, которая росла вокруг пещеры. А каша из чумизы, с каплей масла, была удивительно вкусна!

Так жили они все лето, срезая розы и делая из них букеты. Правда, продавать розы было нелегко: полицейские гнали и били нищего старика, топтали его нежный товар. Нередко старый Чу возвращался домой без цветов и без продуктов. Но утром он опять рвал розы и опять шел в город. А маленький Чу бродил в своих траурных одеждах возле пещеры и следил за солнцем: когда оно зайдет вон за ту большую сопку, дед вернется и принесет чего-нибудь поесть.

Как-то старый Чу пришел раньше обычного.

— Японцы бегут, — сказал он внуку. — Их прогнали из нашей страны русские. Помнишь, отец рассказывал тебе о русских…

Да, маленький Чу хорошо помнил, как отец говорил ему, что где-то далеко за морем есть такая страна, где все дети едят и рис, и мясо, и конфеты… «Каждый день?..» спрашивал тогда с удивлением маленький Чу.

Ведь за семь лет своей жизни он ел мясо два раза: когда умерла бабушка и был устроен поминальный обед, и второй раз, когда мать собрала две корзины грибов и снесла их лавочнику и он вместо денег дал ей жилистый кусок воловьего мяса. Суп из этого мяса семья ела три дня подряд, по капельке, боясь расплескать хоть чуточку. А отец все говорил про замечательную страну, где нет угнетателей, где у каждого рабочего есть свой дом, и теплые мягкие одеяла, и радио, такое же, как у