Аврам Дэвидсон

ПОМОГИТЕ! Я ДОКТОР МОРРИС ГОЛДПЕППЕР

ОДИН

Четверо мужчин: Вейнрот, Макаллистер, Данбург и Смит, сидели за столом под холодным синим светом ламп. Еще один, Рорк, тихо разговаривал по телефону в углу, а другой, Фаддерман, пристально смотрел в окно на городские огни. Один из них, Хансен, еще не прибыл.

Фаддерман заговорил, не оборачиваясь. Он был старейшим из присутствующих — Большой Семерки, как их часто называли.

«Огни», сказал он. «Так много огней. Здесь, внизу». Он махнул рукой в сторону города. «Там, наверху.» Он указал на небо. «Даже с нашим хваленым знанием, — спросил он, — что мы знаем?» Он повернул голову. «Возможно, это слишком велико для нас. В свете этой проблемы, можем ли мы действительно надеяться сделать хоть что-нибудь?»

Грузный Данбург мрачно нахмурился. «Мы получили согласие наших коллег — ученых, доктор. Мы можем только попытаться.»

Стройный, красивый Макаллистер, самый молодой член правления Ассоциации, кивнул. «Эта проблема, разумеется, не хуже той, с которой столкнулся наш покойный великий коллега, бессмертный Мортон». Он указал на картину на стене. «И все мы знаем, чего он достиг». Фаддерман подошел и пожал ему руку. «Твои слова наполняют меня отвагой».

Макаллистер покраснел от удовольствия.

«Я пожилой человек, — нерешительно добавил Фаддерман. «Простите мне недостаток мужества, доктор». Он сел, вздохнул и медленно покачал головой. Вейнрот, плотный и рыжеволосый, мягко похлопал его по спине. Щеголеватый, сереброволосый маленький Смит утешающе улыбнулся ему.

Прозвучал звонок. Рорк снял телефонную трубку, щелкнул выключателем настенного интеркома. «Это штаб-квартира», — твердо сказал он.

«Прибыл доктор Карл Т. Хансен», — сообщил ему голос.

«Немедленно проводите его наверх», — приказал он. «И, Никерсон…»

«Да, доктор Рорк?»

«Не позволяйте никому больше входить в здание. Никому.»

Они сидели в молчании. Через минуту или две, они услышали приближение лифта, услышали, как двери открылись, закрылись, услышали, как лифт спустился. Твердые, тяжелые шаги приблизились; костяшки пальцев постучали по непрозрачной стеклянной двери.

Рорк подошел к двери и произнес: «Добросовестный и усердный ученый…»

«… должен оставаться вечным учеником», — закончил цитату низкий голос.

Рорк отпер дверь, выглянул в коридор, впустил Хансена, запер дверь.

«Я прибыл бы сюда раньше, но помешала другая чрезвычайная ситуация», — сказал Хансен. «Известный политический деятель — порядочность не позволяет мне быть более конкретным — страдал от внутриротового кровотечения вследствие ссоры с женщиной, которая осталась безымянной, но, парни, она была вооружена до зубов! Так называемый специалист, джентльмены, с офисом на Парк-авеню, как он сказал, «прижал» марлевым тампоном. Я просто использовал немного Гельфоума ^[1] в качестве коагулянта, и кровотечение почти сразу прекратилось. Когда же люди научатся, джентльмены?»

Слабые улыбки заиграли на лицах собравшихся ученых. Хансен занял свое место. Рорк наклонился и поставил два записывающих устройства на стол, включив их оба. Лица мужчин стали серьезными, помрачнели.

«Это экстренное заседание Руководящего Комитета Исполнительного Комитета Американской Ассоциации Дантистов, — сказал Рорк, — призванное обсудить меры по рассмотрению дела доктора Морриса Голдпеппера. Одна запись будет храниться в сейфе Чейз Манхеттен Бэнк в Нью — Йорке; другая будет аналогичным образом храниться в сейфе Уэллс Фарго и Юнион Траст Компани Бэнк в Сан — Франциско. На этом собрании присутствуют доктора Рорк, Вейнрот и Смит — президент, первый и второй вице-президенты, соответственно, Фаддерман — бывший президент, Макаллистер — информирование общественности, Данбург — юридический отдел и Хансен — политика.»

Он оглядел напряженные лица сидящих.

«Доктора, — продолжал он, — я думаю, что вполне могу сказать, что человечество на данный момент столкнулось с огромной опасностью, и злая шутка заключается в том, что не у инженеров или астрономов, не в медицине, ни в ядерной, ни какой — либо другой физике, человечество должно теперь искать спасения — но только у дантистов!»

Его голос усилился. «Да, у практиков того, что стало, пожалуй, наименее уважаемой из всех изучаемых наук! Это поистине иронично. При подобных обстоятельствах мы можем вспомнить комментарии ныне покойного профессора Эрнеста Хутона, антрополога из Гарварда, который с печалью наблюдал, как его прославленный Университет вместо того, чтобы как следует помогать своему Зубоврачебному Колледжу, обращался с ним — и я точно цитирую его слова: «Как с паршивым псом». Его голос задрожал.

Приятное лицо Макаллистера залилось краской гнева. Вейнрот зарычал. Кулак Данбурга ударил по столу и остался там, крепко сжатый. Фаддерман испустил тихий слабый вздох.

«Но довольно об этом. Мы не завистливы и не мстительны», — продолжал президент Рорк. «Мы уверены, что история „в далеком будущем“ покажет, как в этот опасный момент скромные и немногочисленные последователи стоматологической науки распознали и оценили ситуацию, и встали плечом к плечу на крепостных валах!».

Он утер лоб бумажной салфеткой. «А теперь я призываю нашего любимого бывшего президента доктора Сэмюэля И. Фаддермана начать обзор невероятных обстоятельств, которые привели нас сюда сегодня вечером. Доктор Фаддерман? Будьте так добры…»

Знаменитый Старейшина А.А.Д. медленно кивнул. Он сплел свои пальцы и поджал, а затем разжал губы. Наконец он заговорил тихим и мягким голосом.

«Мое первое замечание, собратья, и я прошу снисхождения. Моррис Голдпеппер не виноват!»

«Позвольте мне немного рассказать вам о нем. Голдпеппер-ученый не нуждается в представлении. Кто, к примеру, не читал его «Билатеральный вертикальный инсульт и его влияние на характер прикуса» или его «Методика, планирование, сборка и пломбирование стационарного моста из 14 блоков» — назову только две его работы? Но я буду говорить о Голдпеппере-человеке. Ему сорок шесть лет, и он с отличием отслужил в стоматологическом корпусе ВМС США во время Второй Мировой войны. Он овдовел вскоре после окончания войны. Рэй — покойная миссис Голдпеппер, земля ей пухом — часто говорила: «Морри, если я уйду первой, пообещай мне, что ты снова женишься», но он считал это шуткой; и, как вы знаете, он этого не сделал.»

«У них