прогуляемся. Посидим на площади.

Он рот раскрыл от изумления.

А Катарина одарила его ослепительной улыбкой, полные ее губы так и не сомкнулись, но в глазах девушки Вилем уловил какую-то тревогу. Он украдкой огляделся и, заметив на соседнем дворе Михала, почувствовал удовлетворение. Катарина сорвала в траве у забора несколько голубых колокольчиков и воткнула их в волосы.

— Пойдем, Вилем!

Вилем заметил, что эти слова она произнесла нарочито громко. А когда они степенно прогуливались по площади, Катарина шла совсем рядом, едва не касаясь его. Сердце Вилема колотилось от радости. Он торжествовал. Наконец-то Катарина сделала выбор.

Все было как нельзя лучше, сомнения рассеялись, Вилем чувствовал прилив сил и держался прямо, уверенно. Его обуревало желание показать, на что он способен, и ему стало казаться, что мир устроен вовсе не так уж скверно и бессмысленно. Как бы там ни было, а жить с Катей он будет без печалей.

Но прошло несколько недель, и в душе его вновь начался разлад, ощущение счастья исчезло. Если не считать того, что они иногда вместе прогуливались и сидели на площади, в их отношениях ничего не изменилось. А вот прежнего тепла и внимания у Катарины уже не было. Когда же наступила зима, пришел конец и разговорам у забора. Правда, Вилем время от времени бродил около ее дома, заглядывал в окно, но Катя показывалась редко. Вилем с горечью и грустью рассудил, что она, конечно, своенравна и капризна, но все же не терял надежды. И вдруг он услыхал от кого-то, что Катарина выходит за Михала, скоро свадьба. Его словно обухом по голове ударили. Он долго не мог взять в толк — как же так она дала ему отставку? «Черт возьми, неужто я хуже Михала? — недоумевал он. — Почему она меня бросила? Разве я такой уж никудышный, пропади оно все пропадом!..»

Вилем стал смотреть бирюком. Лицо его потемнело и приобрело какую-то строгость, в уголках рта появились горькие складки. Сердце разрывалось от гнева и жалости к самому себе.

Друзья озабоченно спрашивали.

— Вилем, что с тобой? Ты словно обмолоченный сноп.

— Не знаю, — отвечал он, желая отвязаться от них. — Видно, неладно с желудком. Последнее время ничего не принимает.

В те дни Вилему казалось, что и друзья ему в тягость. Он стал избегать их. Но, как ни пытался он скрыть причину своей тоски, всем было ясно, что он страдает. Теперь он часто сидел, бессмысленно уставившись прямо перед собой.

И вот, как раз когда Вилем пребывал в таком настроении, его увидел в корчме Михал, который зашел туда выпить пива. Вилем сидел с отсутствующим видом, опершись локтями о стол и сжимая ладонями недопитую кружку. До свадьбы Михала и Катарины оставалась неделя, и Михал пребывал в состоянии полного блаженства. Он думал, что неплохо было бы наладить теперь отношения с Вилемом. Ведь рано или поздно это надо сделать.

Он подсел к Вилему за столик, тот удивленно взглянул на него, побагровел, сжал губы.

— За твое здоровье, Вилем, — сказал Михал, поднимая кружку. Во взгляде его светилась искренность и благожелательность.

Вилем отвел глаза, он был совершенно выбит из колеи. Что-то нашептывало ему: «Черт побери, да тресни ты его по башке! Так и двинул бы его кружкой». Но он поборол искушение и даже не шелохнулся. Михал выпил один и с мягкой улыбкой сказал:

— Послушай, Вилем, ну кто заранее знает, когда он сам одурачит, а когда одурачат его? Когда он кому-то поставит ловушку, а когда сам окажется в ней?

Вилем сперва даже не слушал, но постепенно слова Михала стали доходить до его сознания; ему показалось, что над ним просто издеваются. Он механически взял кружку, которую перед тем в волнении отодвинул. Михал же истолковал это движение по-своему — подумал, что Вилем хочет выпить с ним. Ему еще больше захотелось как-то утешить Вилема. Он был счастлив и не хотел, чтобы другие страдали.

— Вилем, — снова заговорил он, — не надо принимать все это так близко к сердцу. Ты понимаешь, что я имею в виду. Ну кто знает, чем бы все кончилось, если бы было наоборот. Наверно, все было бы по-другому, если б ты жил там, где я, а я — там, где ты.

Ничего подобного Михал, конечно, не думал; это была чистейшая чепуха.

И тем не менее намек оказался слишком прозрачным. Михал, правда, тоже был не ахти какой богач, но все же… После смерти отца хозяйство он вел с матерью. Ему достались в наследство дом с усадьбой, шесть гектаров хорошей земли и виноградник; у него было пять коров, две лошади и полон двор домашней птицы.

Михал и не предполагал, что его слова возымеют действие, совершенно противоположное тому, какого он ожидал.

А Вилем прямо физически ощущал, как у него разрывается сердце. Он был сбит с толку и так задет за живое, что лишь выкрикнул:

— Катись ко всем чертям! — тут же поднялся и, ссутулившись, вышел, забыв даже заплатить за пиво.

С той поры в Поречье многое изменилось. В сорок пятом году, когда кончилась война, Вилем стал на селе признанным вожаком, застрельщиком всего нового, что начисто переворачивало жизнь Поречья. Полный энтузиазма, он стремился строить новое общество и боролся за него горячо, прямо-таки с лихорадочной страстностью, напоминающей религиозный экстаз. В его искренности и бескорыстии — в некотором смысле почти апостольском — не было никаких сомнений. Он объединил вокруг себя немало сторонников, среди которых были, конечно, временные, но были и верные, преданные до конца. О нем писали в районной и даже в областной газете.

Но в пучину революционной жизни Вилем ринулся столь решительно, с такой прямолинейностью и бескомпромиссностью, что очень скоро восстановил против себя большинство односельчан. Многие стали отходить от него. Он отрекся от них, но не отступил. Некоторое время — кстати, оно было чрезвычайно богато всяческими событиями — он даже возглавлял сельскохозяйственный кооператив, созданный им вопреки воле поречан, но при значительной поддержке из Павловиц. Михалу тогда пришлось худо, хуже, чем кому бы то ни было; Вилем едва не пустил его по миру. Когда через год кооператив развалился, Вилем был убежден, что причиной этому были происки недругов и случайное стечение совершенно непредвиденных неблагоприятных обстоятельств. Не понятый односельчанами, он пал в их глазах и на какое-то время оказался не у дел.

Когда позже вновь был создан кооператив, председателем его поречане избрали Михала. И Михал, который долгое время даже слышать не хотел о совместном хозяйствовании — он жил почти как отшельник, и многие считали, что он как крот зарылся в землю, — принялся за дело с изумившей всех энергией и добился поразительных успехов.

В Поречье заложили новые виноградники и персиковый