отправлялись торговать из богатого Ассура в сердце Анатолии. Еще и сегодня в деревнях строят дома из необожженного кирпича, который трескается под палящими лучами солнца, а затем размывается дождями. Поэтому самая грязная деревня выглядит так, будто бы ее создала причудливая фантазия. Эти дома из сырцового кирпича могут продержаться едва ли более двадцати лет: когда они разрушаются, следующее поколение на их развалинах строит снова — так возникают «археологические слои».

Малая Азия не больше Испании, Германии или Калифорнии в США, но меньше провинции Квинсленд в Австралии. О Кайсери говорят, что там зима, как в в Амстердаме, лето, как в Тулузе. В ущельях Тавра и поныне встречаются медведи, волчьи стаи нападают на овечьи загоны и африканские рептилии греются под солнцем на скалах. А когда спускаются сумерки, по джунглям, образуемым зарослями дикого терновника, крадутся гиены, оттуда доносится ночной вой шакалов.

На северо-востоке растет чай, на юго-востоке — хлопок и цитрусовые. В окрестностях Адана я изо дня в день наблюдал крестьянина, который выращивал лимоны в тени развалин древних стен, а в Язылыкая (в святилище хеттов у Богазкёя) я знал сторожа, приносившего своей жене луковицы, выращенные им во дворике перед храмом, вдоль рельефа с изображениями богов.

В долинах рек и на узких полосах побережья растут также табак и мак, злаки и оливковые деревья. Однако сколько же там таких зеленых долин?

В Малой Азии нет ни одной судоходной реки. Самая большая река — Кызыл-Ирмак, в древности Галис. Перед переправой через нее Крез вопрошал оракула. Ответ гласил, что, если переправа произойдет, большое царство погибнет: так и случилось — Крез потерял свое царство. Река мчится смелым потоком с востока во Внутреннюю Анатолию, пересекает горы к северу от нее и впадает в Черное море. Остальные реки менее значительны.

Треть территории Малой Азии — плоскогорье без воды и растительности; и только изредка сверкнет голубизной соляное озеро. Этот ландшафт монотонно величав, его краски обесцвечены — их выжгло солнце. Часто он производит даже зловещее впечатление. Приближаясь к цепи гор, испытываешь страх — оттуда надвигается еще более жуткий, еще более неизвестный мир. Если доберешься до деревушки, кажется, будто попал на кладбище — под палящим зноем темные отверстия дверей выглядят глазницами черепа. Затем появляются мужчины (женщин не видно) да несколько любопытных ребятишек, которые пугливо прячутся при малейшем движении руки. Мужчины медленно приближаются, их неподвижные лица не выражают удивления. Они обступают чужеземца и молча смотрят на него. Дают ему воду, и он, неуверенно улыбаясь, оглядывает окружающие его молчаливые лица. Здесь отсутствуют навязчивый шум Леванта и роскошные краски сказочного Востока. Здесь люди держатся с удивительным достоинством, которое так гармонирует с ландшафтом, определившим характер этих людей.

Народы, боровшиеся за обладание Малой Азией, были столь многочисленны и различны по характеру, что в ранней древности, за одним исключением, устойчивые и крупные государственные образования не могли возникнуть.

Однако, поскольку нашей темой является не столько общая история и география, сколько описание археологических исследований, то, пожалуй, на этом мы и закончим наш общий обзор. Он нужен был только для того, чтобы подчеркнуть, что в истории этой древней разобщенной страны лишь одному народу удалось, несмотря на всякого рода противодействия, основать единое государство, превратившееся за короткое время в великую державу Передней Азии, культурное влияние которой простиралось вплоть до греческого мира. Быть может, еще и сегодня мы не представляем всей глубины этого влияния.

Благодаря удивительному стечению обстоятельств первое знакомство современных исследователей с этим народом произошло на месте его древней столицы.

В начале тридцатых годов прошлого столетия один французский исследователь тщательно разработал план путешествия во Внутреннюю Анатолию. «Моей целью, — писал он впоследствии, — было выяснить расположение древнего Тавиума, который, по всей вероятности, должен был находиться на берегу древнего Га-лиса, на плодородной земле». Готовясь к путешествию, он столкнулся с тем, что описания мест, куда он собирался отправиться, были крайне скудны. Все же, прибыв в Турцию, «несмотря на то что все сведения были очень неполны, я 78 июля 1834 года отправился в путь с моим караваном на север!» Спустя немного времени, совершая в одиночестве поездку верхом, он вдруг очутился в маленькой деревушке Богазкёй, расположенной в большой излучине Кызыл-Ирмака, перед руинами, при виде которых у него захватило дух, и он почувствовал себя совершенно беспомощным дать им историческое объяснение.

^{«Львиные ворота» в большой крепостной стене Богазкёя}

Этим французом был Шарль Феликс Мари Тексье (1802–1871), археолог и путешественник, один из тех людей, которые посвятили свою жизнь исследованию далекого прошлого.

Тексье в поисках Тавиума собрал в деревне Богазкёй некоторые сведения, и ему хотелось их проверить. И вот ученый стал подниматься вверх по улице, тянувшейся между двумя рядами глиняных домов, по все более отвесным холмам. Вдруг он увидел гигантские каменные глыбы, лежащие правильными рядами, сглаженные тысячелетиями, но ясно различимые. Это были очертания построек гигантского, странного, неправильного в плане сооружения. Тексье поднялся выше и увидел панораму смело разорванного ландшафта, натолкнулся на остатки стены и пошел по ней — она тянулась многие километры. Достигнув наивысшей точки, он осмотрелся, и ему стало ясно: эти развалины были когда-то городом, таким же большим, как Афины в период расцвета.

Кто же построил такой город? Мог ли это быть Тавиум? Он пошел дальше и обнаружил в стене двое огромных ворот. На одних был рельеф, изображавший возможно царя, нечеловеческих размеров, странного, не сравнимого ни с чем из того, что встречалось до сих пор. На других воротах Тексье увидел каменные скульптуры львов. Он срисовал их и дал скопировать своим спутникам. Но рисовальщики были детьми своего века. Поэтому на их рисунках получились фантастические животные с бидермейеровской злобностью в физиономии.

Затем Тексье попытался дать первое объяснение увиденному: «Будучи полностью во власти идеи, будто обнаружен древний Тавиум, я был склонен видеть В этих руинах храм Юпитера, который упоминает Страбон… Однако впоследствии я был вынужден отказаться от этой мысли».

И далее: «Здесь