пламени; вокруг глаз белели круги. Белые пальцы его руки свисали с каминной полки, слегка подергиваясь. Рядом с ним, в углу, я увидел пыльную мраморную статую, которая, казалось, уставилась на меня пустыми глазами поверх его плеча.

Первыми словами судьи были:

— Никогда не стучите так, слышите?

Глава 2 ЗАПЕЧАТАННОЕ БРЕНДИ

Это было моей первой ошибкой. Даже когда судья успокоился и приветствовал меня с прежней сдержанной любезностью, я знал, что он испытывает в отношении меня какие-то подозрения. Это еще сильнее затрудняло установление контакта с ним. Мы оба бормотали банальности, а потом, по какому-то дьявольскому нагромождению неудачных обстоятельств, я сделал замечание насчет статуи…

Послышался сухой звук, когда судья потер руки. Отвернувшись от огня, он посмотрел на меня. Казалось, ему трудно было долго удерживать взгляд на чем-либо. Я обратил внимание, что его ботинки сильно поношены, а пузыри на их коже свидетельствовали о распухших больших пальцах.

— Пожалуйста, простите меня, — заговорил судья; его интонация отразила жалкое подобие былой властной манеры. — Нельзя так легко выходить из себя. Но в эти дни я много времени провожу в одиночестве… — Торчащие вперед зубы мелькнули, приоткрывшись в слабой улыбке. — Боюсь, я оказал вам не слишком хороший прием. Примите мои извинения.

— Не за что извиняться, сэр, — отозвался я. — Мне вовсе не следовало приходить. Мэри сообщила, что миссис Куэйл больна…

Судья нахмурился:

— Ничего серьезного. Сейчас у нее врач. — Он снова потер руки и задумчиво добавил: — Фактически ей не по себе уже некоторое время. Хорошо, что в доме доктор Туиллс.

— Туиллс?

— Мой зять, — объяснил судья, вновь устремив на меня взгляд. — Он женился на Клариссе.

Итак, Кларисса, признанная красавица семьи, была замужем… Мне не довелось быть с ней близко знакомым — она всегда держалась отчужденно и сдержанно, как принцесса, за исключением кратких вспышек недовольства, искажавших ее гладкое лицо. Я помнил ее в театральных позах, с румянцем на скулах и блеском в глазах Мадонны. В ответ на мои невнятные поздравления судья сделал небрежный жест, словно отмахиваясь от этого события.

— Они женаты уже три года. Я с большим уважением отношусь к способностям доктора Туиллса. Полагаю, у него имеется какой-то капитал, так как он не практикует… Да, миссис Куэйл уже некоторое время у него под наблюдением. У нее депрессия — мрачное настроение и так далее… — Он немного поколебался. — Кажется, она страдает легкой формой периферического неврита. Сегодня вечером, после обеда, у нее случился очередной приступ, и мы уложили ее в постель. С ней все будет в порядке.

— А как поживают остальные члены семьи?

Судья Куэйл попытался изобразить отеческую сердечность, но потерпел неудачу. Его выдавали глаза.

— Мэттью сейчас адвокат — мальчик преуспевает.

Нет, судья, вы не думаете о Мэттью Куэйле и не гордитесь им. Ваши руки снова двигаются — вы вот-вот опять станете их потирать.

— Вирджиния закончила колледж и все еще подыскивает себе занятие. А Мэри — вы ее видели — всегда здесь. Она помогает по дому.

Я не осмеливался спросить о Томе, но ясно видел, что судья думает о нем. Его руки соскользнули с колен, оставаясь стиснутыми; лоб наморщился, словно от боли. Казалось, под его лоснящимся черным костюмом остались одни кости. Золотые часы громко тикали под стеклянным колпаком…

— Когда я узнал, что вы хотите повидать меня, сэр, — сказал я, — то надеялся, что это из-за книги, которую вы обещали написать.

— Что-что?.. Ах да, книга…

— Вы закончили ее? Судья выпрямился:

— Да. Но из-за вашего стука в дверь… и кое-чего еще… я почти об этом забыл. — Он прочистил горло. — Я приготовил рукопись, но не знаю, насколько она пригодна для публикации. К сожалению, я отмечаю весьма прискорбные тенденции у нынешних писателей. Слава богу, я незнаком с современной «литературой», но некоторые книги Вирджинии, которые попадались мне на глаза…

Я заерзал на стуле. Судья не утратил проницательности — должно быть, он угадал мои мысли и мрачно улыбнулся:

— Не поймите меня превратно. Я не говорю о моральных ценностях, хотя, по-видимому, они также исчезли. Но существуют некоторые природные факты, сэр, настолько известные, что о них незачем напоминать на каждой странице… — Он покраснел — спокойствие вновь покинуло его. — Честное слово, сэр, они не столько сердят меня, сколько озадачивают! Я хотел бы понять…

— Что именно?

— Все. То, что я читаю, что вижу, опрокидывает все стандарты с ног на голову. Я чувствую, что мир ускользает от меня. Больше ничто не кажется правдой. Я не имею в виду сексуальную мораль. Я достаточно долго пробыл в судейском кресле, чтобы познакомиться со всеми грязными ее сторонами задолго до того, как ваши шибко умные молодые авторы появились на свет. Я говорю о… — Он поднялся, судорожно сжимая и разжимая кулаки. — Раньше существовали какие-то ценности. Моя семья… я перестал ее понимать.

Что бы мы ни обсуждали, судья не мог удержаться от этой темы. Это был крик одиночества, в котором старик проводил дни в своей библиотеке. Какое-то время он оставался неподвижным, прислонившись к каминной полке. Мне было нечего сказать. Ему явно хотелось излить душу, обрести какую-то опору. Наконец он повернулся с кривой улыбкой:

— Я все еще пренебрегаю обязанностями хозяина. Но от этого всегда есть лекарство.

По другую сторону камина стоял старомодный резной книжный шкаф-стол. Отперев его, судья Куэйл достал бутылку и два стакана.

— Это настоящее бренди, какого вы теперь нигде не достанете. Видите печать на пробке? Ее поставил мой дед. С этим, по крайней мере, они ничего не могут сделать.

Последнюю фразу он произнес мрачным тоном, внимательно обследуя пыльную бутылку — даже подошел с ней к столу в центре комнаты и поднес к свету, — потом налил бренди в оба стакана и взял сифон. Когда я отказался от содовой, судья добавил ее себе и вернулся с обоими стаканами.

— Я хотел еще кое о чем спросить вас.

— Насчет книги?

— Нет. Забудьте о книге. Это было всего лишь… что-то вроде утешения. Мне дали понять, — судья понизил голос, — что после нашей прошлой встречи вы участвовали в некоторых необычных делах. Я имею в виду полицейскую работу…

Я засмеялся:

— Только в качестве наблюдателя, сэр.

— Полицейскую работу, — повторил он, — совместно с этим человеком… как его имя?

— Банколен.

— Глава парижской полиции. — Несколько секунд судья Куэйл молча смотрел на свой бокал, потом его глаза с красными ободками забегали по