не на общение. И еще к тому же, мало кто знает, но детский мир очень суров. Я моментально стал изгоем. Уродцем, которого все презирали и дразнили. Я этого не понимал, но, видимо, на подсознательном уровне тянулся к общению. Ими стали учителя. Я впитывал знания очень быстро. Математика, физика, любые науки давались мне на ура! Мир формул и цифр был мне ближе, чем все люди вокруг, издающие странные звуки.

Прорыв в моем обучение сделал, как ни странно, именно Кент. Он чувствовал свою ответственность за меня, которую не мог выразить или у него просто это не получалось, не важно. Важно то, что он в один момент понял, что мне нужна операция. Мое лицо представляло собой кашу, в которой почти не было видно глаз. Рот, нос, уши, все части были изуродованы. Кент предположил, что после пластической операции, мне станет легче. Он ошибся, но это привело к очень неожиданным последствиям.

Меня повезли к пластическому хирургу, который тоже был замешан в эко-терроризме. Анестезия меня не брала, поэтому, меня пришлось усыпить каким-то серьезным препаратом. Когда я очнулся, мой мир изменился. Большие разноцветные пятна цветов неожиданно обрели четкие формы. Если раньше я мог видеть только на белом фоне черное, то сейчас вся палитра цветов стала для меня не просто цветом, а еще и формами.

– Прости парень… Мы пытались… Но, осложнения. – Кент сидел рядом со мной.

Я же смотрел на него. Пятно из коричневого цвета обрело форму. Кент был мулатом, седым от увиденных ужасов. Его глаза меня поразили. Такого странного зелено-черно-белого цвета, я никогда не видел. Я с интересом пялился на него, пока Кент не отвел взгляд.

– Пить. – неожиданно четко сказал я звук, который символизировал подачу мне воды.

– Говоришь! У тебя получилось док! – вскочил Ник.

А я стал понимать, о чем он говорит. Множество обозначений слов ворвалось в мою голову. От такого обилия информации у меня закружилась голова, и я потерял сознание.

Очнулся я уже в убежище.

– Доброго утра.

– Доброго. – ответил я.

– Как себя… Хотя, ты же повторишься.

– Я в порядке. – сам от себя не ожидая, сказал я.

– Это хорошо… Что??? Ты ответил??? – Кент вскочил на ноги, и подскочил ко мне.

– Да. Я ответил. – сказал я.

– Господи… Наконец-то! – по щеке Кента пробежала слезинка. – Я уж грешным делом, подумал, что они тебя все же сделали овощем.

– Я человек. – я посмотрел на свои морщинистые руки. – Вроде.

– Ты себя осознаешь?

– Не знаю. Вчера все вокруг издавали непонятные звуки, а после операции я стал все понимать. – честно ответил я.

– Значит, не зря мы подставились… – горько усмехнулся Кент.

– Подставились?

– Нас выследили. Ты долгое время был в отключке. Сейчас Убежище эвакуируется. Нам бы тоже было неплохо собираться и уходить.

– Уходить? Зачем?

– Скоро здесь будут спец войска. Нас всех посадят..

– Спец войска? Почему вас посадят? И почему вы не хотите сидеть?

– Заваливаешь старика вопросами? – рассмеялся Кент, собирая одежду в сумку. – Отвечу на них по пути из Убежища.

После этого мы с ним не увиделись. Это воспоминание было мне дорого тем, что Кент сделал для меня. Впоследствии, уже в более зрелом возрасте, я узнал, что Кент отдал все свои сбережения, чтобы меня попытаться излечить. Я не считал Кента своим родителем, но я был благодарен этому добросердечному человеку за то, что он подарил мне новую жизнь.

Конец воспоминания.

Воспоминания 4–9

Воспоминание 4.

Эти несколько лет воспоминаний я бы хотел забыть, если бы не тот факт, что они помогли мне понять один не маловажный факт – одиночка на многое не способен. В идеальном мире, меня бы забрала какая-нибудь служба опеки, и у меня бы сложилась более менее адекватная жизнь. В реальности же все иначе. После того, как Убежище было рассекречено, всех эко-террористов поймали. Кент уходил со мной в числе последних, поэтому, не удивительно, что на выходе нас уже ждали.

Меня посчитали ребенком Кента, поэтому тут же отправили в исправительную колонию. Худшее место, куда может попасть ребенок, который только начал постигать окружающий мир. Драки за еду, одежду, место, да что там, приходилось драться даже за время побыть в одиночестве. Страшное время.

По началу меня избивали, пытались унижать, заставляли делать то, что я не хотел. Но, я быстро учился. Поняв, что мое тело слабо, я включил свой мозг на полную. Спустя месяц, я выколол глаза главному заводиле, под «крышей» которого находился. Через два, стал тем, кого боялись задевать. Ко мне пытались присоединиться слабые, но мне было на них наплевать. Я исследовал этот мир. Жизнь в Убежище доказывала мне, что этот ужас, который происходит здесь, не является константой.

Я искал. Я смотрел. Я наблюдал. И я понял – здесь выживали стаи. Именно стаи. Во главе стоял всегда сильнейший. Все остальные были его «шестерками», которые выполняли его прихоти и полагались на его силу, когда случались столкновения с другими стаями. Вожаки решали проблемы просто – драка. Я не мог драться так, как все окружающие. Мое тело все время меня подставляло. Конечности плохо двигались, мышцы не развивались даже после многочисленных тренировок. Поэтому, я принял решение встать за спиной одного из сильнейших Вожаков лагеря.

Хасан. Так его звали. В свои тринадцать он вымахал до метра семидесяти, при этом постоянно качаясь. Его «стая» была одной из самых сильных, а с моим присоединением к ним, стала единственной и сильнейшей. Конечно, мое присоединение к ним было тем еще вывертом, но я доказал ему, что со мной стоит считаться, и что я могу принести пользу.

Я подмечал все слабости других вожаков, а затем подводил Хасана к ним и заставлял его их уничтожать. Да-да. Именно уничтожать. Каждый проигравший присоединялся к стае Хасана. К концу моего года пребывания в лагере не осталось других «стай» и Вожаков, кроме Хасана. И тогда, передо мной встал другой вопрос – Что делать дальше?

В то же время, в голову Хасана пришел другой вопрос – почему он слушается меня?

Никогда не забуду тот день. День, когда я совершил свое первое убийство. 15 декабря. На улице падал снег. В лагере все сбились в кучу вокруг бочки с костром, так как в домах было еще холоднее. На сиротах и беспризорниках экономили как могли, поэтому, верным способом согреться были эти бочки. По моему требованию, их собрали в одну кучу, и поставили в шахматном порядке на площадке между домов. Находясь на «шахматной доске», тебе было тепло. Но, в тот день мне было до жути холодно. Мои руки тряслись, так как я не мог найти выход.

Хасан проявил удивительную сноровку, и смог загнать меня в угол. Центр был