своих сверстников, но определенно решил выпендриться.

— Так-так, что у нас есть? Добрый вечер, леди.

Я молчу и просто иду дальше.

— Что такое? — хмурится он. — Мы недостаточно хороши для простого приветствия?

Я оборачиваюсь и смотрю на него.

— Слушай, я бы не сказала тебе «привет», даже если бы ты был единственным оставшимся в живых человеком на Земле и от тебя бы зависело наше спасение, — говорю я, уставившись на него. — А теперь иди домой, ложись в кроватку и перестань, наконец, пинать мусорные баки, как идиот.

— Осторожно, — предупреждает он, подходя ближе. — Я не очень терпелив, и мне не очень нравятся цыпочки с длинным языком вроде тебя.

Боже, да кем он себя возомнил? Я машу рукой перед его носом.

— Беги домой, поиграй со своими игрушками — и спатки.

Другие подростки смеются.

Лицо парня становится красным, как помидор, и я понимаю, что задела его. Ну, так бывает, когда ты мешаешь людям идти своей дорогой.

— Хватит, — говорит Ба, сжимая мою руку. — Просто не обращай внимания, Лара. Они этого не стоят. Идем в обход.

— Мне не нравится, когда со мной так разговаривают, — говорит парень.

Ясно, хорохорится перед остальными.

Я отпускаю руку Ба и встаю перед ней, скрестив на груди руки.

— И мне. А теперь мы идем к себе домой и ничего не делаем, а ты создаешь проблемы на ровном месте. Почему бы тебе просто не исчезнуть нафиг?

— Или что? — Глаза парня налиты кровью, он явно накачался наркотой. Как я не заметила раньше?

— Или я тебя заставлю, — выплевываю я.

— Лара, пожалуйста, — просит Ба.

— Не расстраивай свою бабулю, Лара. Могу только представить, что может ждать старую женщину в таком опасном месте.

Я ощетиниваюсь.

— Только тронь ее хоть пальцем, и я заставлю тебя пожалеть. А теперь свали нахер.

— Мне очень, очень не нравится твой длинный язык, — рычит он.

Боже, да он тугодум.

— А мне не нравятся прыщавые тощие идиоты, которые думают, что они крутые, потому что могут курить тайком и пинать мусорные баки. Думаешь, крутой? Ни фига подобного, так что просто отвали.

— Лара, — плачет Ба. — Идем же.

Глаза парня вспыхивают пламенем. Он кивает друзьям, и они все вместе обступают меня. По спине пробегает страх — я вижу, что нас окружили. Я вздергиваю голову и не отвожу взгляда от лица парня. Я не отступлю. Это всего лишь кучка идиотов, которые пытаются нас запугать.

— Пожалуйста, — говорит Ба. — Не трогайте ее. Мы просто идем своей дорогой. Если вам нужны деньги, я дам, просто не трогайте нас.

Ба пытается заслонить меня, но тут один из парней поворачивается и толкает ее. Словно в замедленной съемке я вижу, как Ба падает на землю, и громкий хруст раздается в тишине. Кровь брызгает на асфальт из ее головы.

— Нет! — кричу я. — Ба! Ба!

— Твою мать, ты тупой ублюдок! — вопит один из парней. — Бежим!

Они растворяются в сумерках. Я падаю на колени и ползу к Ба, не обращая внимания на то, что сдираю кожу об асфальт.

— Ба? — зову я.

Она вся в крови. Не двигается. О, Боже, что я наделала. Что я наделала?!

Я обхватываю ее лицо ладонями и пытаюсь встряхнуть.

— Ба, пожалуйста, очнись!

Так много крови. Я пытаюсь найти рану на ее голове, но все покрыто кровью.

К нам подъезжает какая-то машина, оттуда выходит человек, но я едва его замечаю.

— Я все видел. Вы в порядке?

— Эти парни, — рыдаю я, — один из них толкнул мою бабушку, и она упала. Пожалуйста.

— Я звоню девять-один-один.

— Ба, — всхлипываю я. Слезы текут по щекам. — Господи, Господи. Прости меня, Ба.

Все это — моя вина. Моя. Я должна была послушать ее, развернуться и пойти в обход. Или просто молча пройти мимо тех парней и не огрызаться. Или быть вежливее. Она говорила, что мой длинный язык доведет меня до беды, и была права. Что я наделала? Боже, что я наделала?!

— Ба, — плачу я, — пожалуйста, очнись.

Пожалуйста. Прости меня.

Я вырываюсь из плена воспоминаний, день за днем преследующих меня, и возвращаюсь к Ноа, который все еще не отводит от меня взгляда. Его лицо смягчается, словно он знает, о чем я думала.

— Все хорошо?

— Да, — говорю я. — Хорошо. Мне пора.

— Ты вспоминала о ней?

Я вздрагиваю. Выражение его лица становится почти ласковым. Он любил мою бабушку. Она была одной из немногих, кто видел в Ноа хорошее и не считал его мудаком. Ноа обожал ее.

— Прости, не хочу говорить об этом. Мне пора.

Я уношусь прочь, прежде чем он успевает остановить меня.

Я не хочу с ним говорить. Просто не могу.

Я провожаю Лару взглядом, когда она выбегает из клуба. Ее лицо искажено болью, она с трудом протискивается сквозь толпу. Такая маленькая и слабая. Это меня возбуждает. Она в шоке, почти в истерике. Я перевожу взгляд на Ноа, который смотрит ей вслед. В нем кипит злость вперемешку с отчаянием. То, что нужно. Он смотрит на нее так, словно хочет защитить и одновременно ударить.

Она раздражает его.

Она слабая и хрупкая. Он сильный и крепкий.

Идеальная комбинация для моей игры. Маленькая серая мышка и мужчина, который не остановится ни перед чем, чтобы ее защитить.

Я наблюдаю за ними достаточно долго, чтобы понять, что они — идеальные игроки. Они ничего не подозревают. Не имеют ни малейшего понятия о том, сколько времени я нахожусь рядом. Идиоты. Не могу дождаться момента, когда увижу их ошарашенные лица.

К моменту, когда игра закончится, они пожалеют, что встретили меня.

ГЛАВА 2

— Лара, не могла бы ты поставить мою кружку под кофемашину и нажать на «СТАРТ», прежде чем уйдешь на пробежку? — кричит мне Рейчел.

— Уже готово, — откликаюсь я, наклоняясь, чтобы завязать шнурки.

Рейчел приютила меня после того, как я рассталась с Ноа и съехала от него. Я делала все, что могла, чтобы помочь ей, включая заботу об утреннем кофе. Она спасла меня, и это было меньшее, что я могла сделать.

— Ты просто прелесть.

Вот так-то.

— Вернусь через час.

Я хватаю бутылку с водой и направляюсь к двери, перед этим еще раз проверив, захватила ли телефон. Погода в Орландо сегодня теплая, и легкий бриз перебирает листву деревьев. Собрав свои длинные каштановые волосы в хвост, я выхожу на дорожку перед домом и вставляю наушники