«татар», как их называли, обошли с юга Каспийское море, прошли Железные ворота (Дербент) и, покорив народы Кавказа, вышли в южные степи Восточной Европы^[11].

С горечью писал о современных ему событиях армянский средневековый историк Киракос Гандзакеци: «… мраком покрылась вся страна и полюбили люди ночь более, чем день. Лишилась страна жителей своих и бродили по ней сыны чужбины»^[12].

В предгорьях Северного Кавказа монголо-татары столкнулись с объединенными силами алан (предками осетин, карачаевцев и балкарцев) и кипчаков (половцев). «Мы и вы, — обратились пришельцы к половцам, — один народ и одного племени… не будем нападать друг на друга…» Подкупленные богатыми подачками, кипчаки покинули алан и тем самым обрекли их на поражение. Но вскоре вслед за аланами коварному нападению подверглись и сами половцы. «Кипчаки бежали без всякого боя, — рассказывали очевидцы, — одни укрылись в болотах, другие в горах, иные ушли в страну русских»^[13]. Тогда и пришла на Русь весть о приближении монголо-татар, о чем повелась соответствующая запись в русских летописях: «… пройдоша бо ти таумени всю страну Куманьску и придоша близ Руси, ид еже заветься вал Половьчьскы»^[14]. Так на русских границах впервые повился столь опасный враг.

* * *

Сведения русских о монголо-татарах были отрывочными. «Никто же не весть, — записал летописец Переяславля Русского, — кто суть и отколе изидоша, и что язык их, и которого племени суть, и что вера их»^[15]. Говорили разное: называли их и тауменами (туркменами), и печенегами, и татарами^[16]. Многочисленные переселенцы, сорванные со своих насиженных мест монголо-татарским нашествием, приносили на Русь известия о покоренных народах: «… многа страны поплениша, ясы, обезы, касогы и половець безбожных множество избиша, а иных загнаша…»^[17]. Испытавшие на себе военную мощь татар, вероятно, и окрестили их «народом стрелков»^[18]. Это прозвище знали и на Руси. «Яко простии людье суть, пущей половец»^[19], — утверждали иные. Тем не менее чувство военной опасности охватило всю русскую землю.

На княжеском совете в Киеве присутствовали почти все «старейшие» князья: Мстислав Галицкий, Мстислав Киевский, Мстислав Черниговский и Козельский. Не было только Юрия Суздальского, с явным опозданием пославшего вместо себя «молодшего» ростовского князя Василька^[20].

В апреле 1223 г. значительное русско-половецкое войско выступило из Киева^[21]. Уже спустя несколько дней у острова Варяжский увидели русские монголо-татар, наблюдавших за их переправой «по суху» через Днепр. Галицкий князь заранее отправил к месту предполагаемой переправы ладьи, которые были поставлены бортами друг к другу с таким расчетом, чтобы соединить два берега. Таким образом был наведен своеобразный понтонный мост^[22]. Однако такой способ переправы не был для монголо-татар в диковинку. Рашид ад-Дин, иранский ученый и государственный деятель (1247–1318), сообщает о применении монголо-татарами понтонных мостов во времена завоевания Средней Азии^[23]. В данном случае они, должно быть, дожидались, когда завершится переправа, чтобы навести русско-половецкие войска на свои главные силы.

^{1. Расправа татар с жителями Новгорода-Святополчского. 1223 г. Миниатюра Голицынского тома Лицевого летописного свода XVI в. Л. 224 об. Российская национальная библиотека. Санкт-Петербург. (Далее — РНБ.)}

Через восемь дней преследования татарской «сторожи» (разведывательного отряда) русские столкнулись с основными войсками противника. Их удар был неожиданным: русские «не успели бо исполчитися» и были смяты стоявшими в авангарде и повернувшими вспять половцами. Первым заметивший монголо-татар Мстислав Киевский не предупредил о грозящей опасности Мстислава Галицкого «зависти ради, бе бо котора [спор] межи има велика»^[24]. Распря имела давние корни и была связана с борьбой за обладание Киевом, который в 1212 г. совет князей передал Мстиславу Романовичу Смоленскому, вопреки желанию Мстислава Мстиславича Удалого, стремившегося объединить в своих руках наряду с Галичем Киевщину и восточную Волынь^[25]. Укрепившись частоколом на каменной скале, киевский князь смиренно взирал на расправу со своим политическим противником, ожидая своей участи.

Сеча «зла и люта» завершилась полным поражением русских князей. После трехдневной осады сдался на милость победителей и Мстислав Киевский с двумя «молодшими» князьями. Обещание сохранить им жизнь и отпустить с воинами домой было нарушено. На пленных князей были положены доски, сидя на которых обедали победители. «И тако ту скончаше князи живот свой», — писал русский летописец. А всего погибло на Калке шесть князей, и только один из каждых десяти воинов вернулся домой, принеся в свое селение ужас пережитого. «И бысь плач и туга в Руси и по всей земли…»

Монголо-татарская конница преследовала остатки русских войск до Новгорода-Святополчского.

Жители города, еще не знавшие «злобы и лести татарские и ненависти на христиань», вышли к ним навстречу с крестами. Вся процессия была иссечена саблями^[26]. Возможно, кое-где среди русского населения бытовало представление о монголо-татарах, сходное с ложными слухами, распространенными среди православного населения Кавказа: «… они маги, исповедают христианскую веру и творят чудеса… они пришли отмстить таджикам за угнетение христиан»^[27] — с той лишь разницей, что под объектом такой мести первоначально подразумевались половцы, безраздельно царствовавшие в причерноморских степях.

С XI в. ведшие непрерывные набеги на русские земли «окаянные» и «поганые» половцы, как их называли русские летописи, не только держали в постоянном напряжении окраинные земли Русского государства, но и принимали активное участие в междоусобных войнах. По наблюдениям ученых, девять раз русские летописи отмечают участие половцев в русских усобицах^[28]. Даже выступление половцев в качестве союзников русских князей в походе 1223 г. против татар не вызвало к ним сочувствия. Особенно непримиримую позицию занимает летопись Переяславля-Русского, центра княжества, наиболее приближенного к дикой степи^[29]. Достаточно напомнить, что первое же зафиксированное в летописи нападение половцев на Русь в 1061 г. завершилось поражением переяславльского князя Всеволода. Именно в половцах переяславльский летописец видит причину ненужного, по его мнению, русским похода на монголо-татар и поражения на Калке. Не отрицая «грехов»