давай, потравятся.

Ничего, Мотя, вон, скачет на одной ноге, с костылём. Рядом неизменный Зяма. Я даже позавидовал, что они такие друзья. У меня здесь такой же. Был. Сейчас он с плёткой ходит, надсмотрщик. Колей зовут.

Люто ненавидит меня, лупит, пока не оттащат. Даже Райхель, здешний начальник, удивляется:

- За что же ты его так ненавидишь?

Есть за что. За то, что он сломался, а я – нет.

Как я здесь оказался? Да так же, как и остальные: по решению суда. Правда, суд назначил мне другое наказание, чувствуется рука братца. Не сразу, но я понял, что братец хочет сломать меня, чтобы я попросил его избавить от мук. Ещё в СИЗО мне передали клочок бумаги с номером телефона, и несколькими словами: «Будет плохо, звони, помогу. Брат».

Ещё не звонил, надеюсь, не позвоню. Надо терпеть, хотя, боюсь, живыми нас отсюда не выпустят, чтобы не смущали народ тем, что у нас в стране есть такие исправительные учреждения.

Ребята, кто выдержал, не сдался, подобрались неплохие, дружные. Кто за что попал, не принято спрашивать, потому что все здесь «ни за что», по ложному обвинению. На меня вон, навесили шесть трупов, и ничего. Могли бы больше, но не стали, а то другим не достанется.

А попался, как все, по-глупому. Стоило немного расслабиться, и успокоиться, сразу попался.

***

Это лето было самым чудесным, из всех, что я видел. Лёгкое, и беззаботное, оно снова превратило меня в маленького девятилетнего мальчика. Всё, что со мной происходило до этого, казалось чем-то нереальным, будто я попал в третью жизнь, настоящую, с нормальным добрым детством.

Начиная с утра, когда, открыв глаза, видишь безоблачное небо, заканчивая тёплым вечером, когда, после ужина, где собиралась вся многочисленная семья, мы расходились по своим кроватям, спать.

Котята облюбовали мою кровать, редко они ложились у себя, и то, утром я находил их у себя под боком.

Виктор получил небольшие каникулы, немного повозился с нами, и ушёл к друзьям, Вова сдавал ещё экзамены, после которых ему светил колхоз, убирать картошку, а нас, мелких, кроме пляжа, беготни и удовольствий, ещё ждал покос, где мы сгребали высохшее сено.

Сейчас всё это вспоминается, как один, наполненный радостью, день.

Я рассказал всё отцу с матерью. Ну, почти всё. Они обещали подумать, посмотреть на моё поведение. Наверное, оно им понравилось, потому что, когда я уже собирался с духом, чтобы объявить им о своём решении ехать в детдом, Родители признались мне, что решили меня усыновить.

Вот тут и начались проблемы.

Это в более позднее время ветеран войны имел какие-то права. В это время ветеранов Гражданской и Отечественной войн хватало. Поэтому дело об усыновлении забуксовало, а потом, с подозрительной скоростью, начало продвигаться. Меня вызвали во Владивосток, в Краевое УВД, в Краевой отдел по делам несовершеннолетних, чтобы оформить опекунство. Решили, что повезёт меня туда Виктор, потому что родителям было некогда, на хозяйстве некого оставить.

Сбежать я не успел, думал, время есть, будут меня ждать в УВД, а я же не дурак, чтобы самому ехать в милицию. Поэтому расслабился, ничего не подозревая, лёг спать дома, а очнулся, в СИЗО.

Поместили в камеру с десятком таких же беспризорников, в силу своего возраста не могущих сидеть на одном месте, так и снующих по камере. Я долго не мог их сосчитать. Все стрижены под ноль, постоянно двигаются. Мальчишки от девяти до двенадцати лет.

В следственном изоляторе находятся только подозреваемые, поэтому вопросов, типа «за что присел», не задавали. Пытались только отметелить, не по злобе, а так, знакомства ради.

Такое и в школе бывает. Перейдёшь в другую школу, а там выясняют, кто ты такой. Разобьём, бывало друг другу лица, потом становимся друзьями.

Так и здесь. Соседом по нарам у меня был Колька, к нему тоже прискреблись, ночью чуть не затоптали. Пришлось вмешаться.

Так как камера была детской, был у нас и умывальник, и туалет. Только окошка не было, одна вентиляционная решётка, сквозь которую не пролезет и кошка.

Туалет, конечно, мыли сами. Разумеется, никому этим заниматься не хотелось, поэтому, когда выстроилась иерархическая лестница, мыть толчок отправляли самых слабых, или провинившихся.

Ребята сидели здесь уже долго, некоторые по году. Кому-то это нравилось, потому что после суда отправят в колонию, а там учёба круглый год, без каникул, заставляют работать, даже обучают какому-то ремеслу, ну, это куда попадёшь, я имею ввиду, колонию, а здесь тепло, кормят, даже на прогулку выводят.

Мы с Коляном, после того случая, когда я за него вступился, скорешились, меня проверили на вшивость, зауважали, пришлось, заодно, уважать и Кольку, пока я рядом. Как ни странно, дальнейшая наша жизнь оказалась связанной. Куда меня судьба забросит, туда и Кольку.

Суд надо мной был закрытым. Судья, государственный обвинитель, и адвокат.

Мне слова не дали, ввиду моего малого возраста.

С новыми родственниками свидания не дали, потому что они мне не родственники.

С настоящей, биологической, матерью, попрощаться пообещали.

Из камеры, к которой я уже привык, как к родному дому, перед судом меня вызвали на допрос.

Присутствовал адвокат.

В первый день меня ознакомили с делом, следователь привёл неопровержимые доказательства моей вины в умышленном убийстве двух милиционеров, причём я их опознал, сказав, что, когда уходил, они были ещё живыми. Следователь покивал в ответ головой, якобы соглашаясь со мной.

Потом показал трупы тех пацанов, которых я побил. Они были заколоты самодельной финкой, как мне сказали.

Якобы, раны, которые я оставил в теле беглого зэка, и оставленные в телах пацанов, идентичны, то есть, оставлены одним и тем же ножом.

В принципе, я поверил. Такие финки на зоне делали десятками, причём по одному образцу.

Интересно, откуда у них столько информации?

Труп педофила они тоже повесили на меня. Вот это уже интересно. Откуда у них такая информация? Не было там свидетелей!

Как раз отсутствие свидетелей сыграло надо мной такую злую шутку.

- Он пытался меня изнасиловать! – не стал отпираться я.

- Свидетели были? – поинтересовался следователь. – Надо, чтобы было не менее двух незаинтересованных и независимых свидетелей!

Меня это несколько удивило, я беспомощно оглянулся на адвоката, тот развёл руками.

Савелия тоже мне припомнили, потому что здесь уж улики были при мне: кошачьи когти нашли в моём рюкзаке. Виктора тоже задержали, он дал показания, и разрешил осмотреть мои вещи, полагая, что там нет ничего криминального. Дома у них тоже был обыск. Всё нашли, включая набор отмычек и