он падает вместе со мной.

Позже тем же вечером, когда все мелочи расставлены по местам, а я ни разу не потеряла сознание, переодеваюсь в коротенькие пижамные шортики и одну из футболок Джоэля.

— Так значит твой отец, в самом деле, не против? — спрашивает он во второй раз за день.

Я наблюдаю, как он стягивает футболку через голову. Боже, наверное, никогда не устану от этого зрелища.

— Мой отец любит тебя, — отвечаю, забираясь в постель под свое накрахмаленное одеяло на его жестком матрасе.

Наша кровать. Сердце снова пускается в пляс, но на этот раз ощущения более теплые и приятные.

Джоэль скептически смотрит на меня и ложится рядом.

— Мне так не показалось по телефонному разговору…

— Что он сказал?

— Что ему не понравилось наблюдать, как его малышка плачет из-за парня.

Джоэль пододвигается ближе и кладет руку на мою талию. Его голос нежен, когда он осторожно интересуется:

— Ты плакала?

Я борюсь с желанием отрицать этот факт, преуменьшить пережитые страдания. Но вместо этого признаюсь:

— Я была разбита.

— Я полагал, тебя осчастливит мой уход…

Прижимаюсь к его груди, чтобы не смотреть Джоэлю в глаза, и он крепко обнимает меня в ответ.

— Я сорвалась на отца, когда ты ушел. Затем отправилась к Роуэн и выплакала все глаза. Напилась до чертиков и потеряла сознание, и папе пришлось ехать за мной.

— Прости меня, — просит он, поглаживая грубыми пальцами мою спину.

Я качаю головой, прижимаясь к его обнаженной коже, закрываю глаза и глубоко вдыхаю запах.

— Ту ночь я провела в гостевой спальне, рыдая в оставленную тобой футболку. Вернувшись на учебу, несколько раз надевала ее на ночь лишь потому, что очень скучала по тебе.

— Надевала?

— Ага. Она все еще у меня.

Джоэль немного отстраняется, чтобы прижаться губами к моим. Этот нежный поцелуй говорит о силе его чувств яснее, чем можно передать словами.

— Я люблю тебя, — все равно произношу я, совершенствуясь в своем признании. Мое сердце стучит ровно и спокойно.

— Я тоже тебя люблю, — говорит он, вновь нежно целует меня и задает вопрос: — Ты уже любила меня на Пасху?

— Я любила тебя на фестивале, — сообщаю и снова прижимаюсь к нему, зная, что это правда. — Просто не знала об этом.

— Я тоже. Просто не понимал, пока ты не вернулась домой и не написала мне.

— Мне следовало догадаться об этом раньше. Я просто не хотела признавать это.

— Почему?

— Никогда не хотела влюбляться. Моя мама…

— Ты не обязана говорить мне об этом, — предлагает он, когда я замолкаю на полуслове и делаю медленный вдох.

Я никогда ни с кем, кроме Роуэн и, в какой-то мере, отца, не говорила о своей маме. Но сейчас хочется, чтобы Джоэль знал о ней. Чтобы знал обо мне.

Мне нужно перестать прятаться. Стоит позволить ему увидеть меня.

Я отстраняюсь от Джоэля, чтобы утонуть в его голубых глазах.

— У моей мамы был роман на стороне, — рассказываю, набираясь смелости от его спокойного взгляда. — Понятия не имею, как долго он продолжался, но она ушла от нас, когда мне было одиннадцать, и это сломило отца. После этого я не хотела, чтобы кто-то имел такую власть надо мной.

— Ты же понимаешь, что я никогда так с тобой не поступлю, правда?

— Откуда тебе знать? — интересуюсь, и когда он смотрит на меня так, словно не до конца понимает, о чем я, объясняю: — Группа становится больше, Джоэль. Каждый раз, когда вы выступаете, на вас бросается куча фанаток.

— Они не ты, — просто отвечает он.

— А что будет, когда я тебе надоем?

— Этого не произойдет.

— Откуда ты знаешь?

Джоэль рассматривает свои пальцы, нежно заправляя волосы мне за ухо, а я изучаю выражение его лица, пока он касается меня.

— Ты единственная девушка, которую я когда-либо хотел нарисовать, — отвечает он, пристально глядя мне в глаза. — Единственная, с кем я когда-либо хотел встречаться. Жить. Единственная, с чьим отцом я хотел познакомиться. Единственная, с кем я хотел уснуть и проснуться. У меня было очень много девушек до тебя, Ди... Очень много... Но ты — единственная. Я знаю, что это всегда будешь ты, потому что это всегда была именно ты.

Я закрываю глаза, чтобы сдержать слезы, а Джоэль наклоняется и нежно целует меня в лоб.

— Я не шучу, говоря, что люблю тебя, — говорит он.

— Знаю.

— Мои чувства не изменятся.

Я открываю глаза, когда Джоэль проводит пальцем по моей влажной щеке.

— Обещаешь?

— Я обещаю это каждый раз, когда произношу эти три слова. — Проходит мгновение, и он повторяет: — Я люблю тебя, Ди.

Мягкая улыбка касается моих губ, и все еще утопая в глубоких голубых глазах, хранящих тайны моего собственного сердца, я отвечаю ему взаимностью.

— Я тоже люблю тебя.

Эпилог

Джоэль

На сцене существуют различные уровни многозадачности. Адам — во все горло распевает песни, одновременно работая с толпой. Майк — бьет руками по барабанам, а ногами — по педалям. Шон и Кит — притворяются, что сосредоточены на выступлении, а не друг на друге — что бы между ними там ни происходило. А я стараюсь держать ритм, пока Ди стоит за кулисами в коротенькой черной юбочке, которая, клянусь богом, задирается все выше и выше с каждым моим взглядом на нее.

Между песнями завожу руки за гитару, чтобы поправить штаны, осознавая, что это напрасное дело. Ди слегка ухмыляется, а мой ответный стон теряется в реве толпы.

Майк барабанит вступление следующей песни, и я вновь обращаю все свое внимание на партер. Адам зажег толпу, волны людей превращаются в шторм, от чего моя кожа будто гудит. Футболка прилипает к блестящей от пота коже, а кровь закипает в венах под обжигающими лучами синих и зеленых ламп. Звуки бас-гитары льются через массивные клубные динамики, и тело вибрирует в такт этому ритму. Не залипающие на Адама и Шона девушки кричат тексты песен и отчаянно тянутся ко мне руками, увешанными браслетами. Пара трусиков летит в мою сторону, но я отступаю, позволяя им упасть на сцену. С улыбкой я поворачиваюсь к Ди, которая, скрестив руки, широко улыбается в