Владислав Жеребьёв Дело для Скотленд-Ярда

Глава 1 Проклятье лорда Честерфилда

Великобритания. Лондон.

1912 год.

Инспектор Тобинс слыл тем человеком, что мог пройти Лондон от Кенсингтона до Сити и не намочить подошвы ботинок, однако в Хайгейте он был гостем не частым. Интерес его как правило распростнялся на бедные кварталы и доки, те места, где криминальная напряженность и контингент подкидывали работу Скотланд Ярду.

Утром, когда Тобинс пришел в кабинет, снял намокшее кепи, скинул с плеч накидку, и только приготовился к изучению дел, как на столе зазвонил телефон. Звонки в такое время были самыми плохими, неприятными и чреватыми массой неудобств, так что инспектор даже прикинул в уме, что может произойти, если он вдруг вспомнит, что у него появились срочные дела, ну скажем в Шордиче, и покинет кабинет.

Телефон продолжал звонить, и было совершенно ясно, кто на том конце провода.

— Тобинс у аппарата. — Инспектор поднес телефонную трубку к уху, и с неудовольствием услышал голос Пиля.

— Зайди ко мне, Джек. Есть дело.

Пиль был хмур и неразговорчив, под стать серому лондонскому небу. Широкий письменный стол руководителя службы был девственно чист, и вместо обычных папок с делами, на дубовой столешнице обосновалась коробка с дорогими сигарами, два пустых бокала и початая бутылка бренди. Два кресла для посетителей, развернутые спинками к входу, загораживали окно и часть камина, пышущего жаром поленьев, одно из них было кем-то занято. При появлении Тобинса, человек из кресла поднялся и с интересом взглянул на инспектора.

— Не производит он впечатления. — Произнес человек, растягивая слова так, будто английский для него не был родным языком. Породистое лицо, светлые волосы, добротный шерстяной костюм, широкий галстук с толстым узлом, на руке сверкнул дорогой перстень с таким огромным камнем, что он мог стоить годового жалования инспектора, и еще осталось бы на бутылку хорошего скотча.

Пиль обернулся, покачал головой. Откинул полу пиджака и вытащил из кармана жилета крохотную гильотину для сигар. Выудив из коробки одну, глава Скотланд-Ярда отрезал ее конец, ухватил крепкими желтыми зубами, подцепил щипцами уголек из камина и закурил. Кабинет мгновенно заволокло ароматным табачным дымом.

— Не ваше дело, Шеленберг, обсуждать моих людей. — Сказано это было почти грубо. Пиль, похоже, не жаловал гостя, и тот отлично об этом знал. — Я только делаю одолжение лорду Честерфилду, не более. Это один из лучших моих инспекторов. Излагайте свое дело и побыстрее. Лондонская преступность не берет выходных.

Шеленберг пожал плечами и произнес.

— Все что будет сказано, я сообщаю с позволения моего нанимателя, лорда Честерфилда, а так же его покойной матушки леди Агнесс. Можете ли вы пообещать мне, господа, что сказанное мной не станет достоянием общественности?

Вопрос застыл в воздухе, наполненном табачном дымом. Тобинс сухо кивнул, Пель махнул рукой и напоказ отвернулся к окну, попыхивая сигарой.

— Мне достаточно вашего слова. — Блондин снова уселся и по-хозяйски похлопал по спинке свободного кресла.

Тобинс напрягся, борясь с желанием вытащить из кармана дубинку и врезать по этой белой холеной физиономии так, чтобы брызги крови разлетелись по кабинету. Желание было настолько острым, что он едва его поборол.

— Садись, Джек. Разговор будет долгим. — Пиль повел сигарой.

Шеленберг тоже закурил, затем достал из папки какой-то документ и протянул его инспектору.

— Взгляните, Тобинс.

Джек принял бумагу и поднес ее к глазам.

— Самая обычная купчая. — Пожал он плечами. — Ничего примечательного. Участок земли в пять тысяч акров и дом. Все заверено как надо.

Шеленберг скупо улыбнулся.

— Должен сказать, что я состою при лорде Честерфилде поверенным в таких вопросах, и за юридическую чистоту сделки ручаюсь собственной репутацией. Это действительно купчая на дом и участок земли близь Чешема. Однако не все так просто. Недвижимость эта досталась лорду в счет долга одного из его партнеров по покеру. Тот, бедняга, задолжал моему хозяину крупную сумму денег, после чего, покончил с собой, выстрелив в голову из армейского пистолета. Чтобы соблюсти все формальности и не прослыть стяжателем, лорд Честерфилд оформил купчую на недвижимость, и вернул разницу в деньгах вдове покойного, чтобы хоть как-то поддержать ее в этой трудной ситуации. Он благородный человек, клянусь собственной репутацией.

— Так в чем суть вопроса? — Насупился Тобинс. — Скотленд-ярд полиция уголовная.

— Не торопитесь. — Тон немца стал мягче. В жестах появилась плавность и неторопливость. — Я только подхожу к основному вопросу.

Когда я подавал соответствующие документы, некто, чье имя мне неизвестно, предложил выкупить дом, по цене едва ли не вдвое больше реальной. Мой почтенный хозяин и рад был бы пойти на такую сделку, но, не зная имени человека, с кем предстоит вести дела, Честерфилд отказался наотрез. Деловая репутация, знаете ли, дороже всего.

Пиль распахнул окно, и холодный утренний воздух ворвался в кабинет. Тобинс зябко поежился, а вот Шеленберг похоже ничего не заметил.

— Итак. — Продолжил он. — Лорд отказался. Прошло две недели. Поступило новое предложение, и опять от анонима, и традиционно Честерфилд проигнорировал и его. После же начали поступать угрозы. Некто, представившись полномочным представителем Магистрата, какого-то, то ли тайного общества, то ли банды, потребовал немедленно совершить сделку, и даже готов был прислать курьера с соответствующими бумагами и указанной суммой. В случае отказа, этот негодяй обещал погубить лорда и все его деловые начинания, пустить его по миру с протянутой рукой.

— И давно это было? — В первый раз с момента начала разговора инспектор проявил к делу живой интерес.

— Год назад. — Улыбнулся Шеленберг.

— И вы ничего не предприняли?

— Полноте, инспектор. — Немец беззлобно рассмеялся. — Если бы мы реагировали на все письма схожего содержания, то ваша канцелярия была бы завалена под потолок. Лорду еженедельно приходит по два, а то и три письма с угрозой физической и моральной расправы. Я вывел некую статистику. Вот полюбуйтесь.

Шеленберг вынул из папки новый листок и протянул его Джеку. Тот поднес бумагу к глазам и прочел:

— Убить в темном переулке — десять раз. Сжечь родовое поместье — четырнадцать раз. Заколоть, отравить или застрелить на улицах Лондона, в назидание остальным мерзавцам — сорок три раза.

Список был длинным, а кары, призываемые на голову почтенного лорда, столь витиеваты,