Небе не знать прощения. — Тихо всхлипнув, она провела рукой по лицу, и отец Валерий увидел, что в её маленьком сухоньком кулачке зажат тонкий лоскут белого платочка.

— Грех можно искупить раскаянием, — не подгоняя событий, батюшка терпеливо посмотрел на склонившую голову Анну.

— В том-то мой грех и состоит, что нет у меня в сердце раскаяния, — с болью в голосе проговорила Анна и, поджав губы, замотала головой из стороны в сторону. — Если бы сейчас можно было всё вернуть назад, ничего бы я по-иному не сделала. Наверное, зря я пришла… — неожиданно она вскинула голову и, встретившись с мудрыми глазами отца Валерия, безнадёжно вздохнула. — Слишком длинная эта история, слишком давняя. Только время зря терять…

— Мне спешить некуда. — Подойдя ближе, он положил руку Анне на голову. — Ты расскажи — я послушаю, а решать, где грех, а где — нет, будем после.

* * *

— Здорово живёте, Анфиса Егоровна! — сбросив в сенях пропылённые растоптанные галошки, Анна остановилась у распахнутой настежь двери в горницу.

— Анна?.. Каким ветром? — бросив грязную половую тряпку в ведро, Анфиса разогнулась и, утерев рукавом пот со лба, с неприязнью посмотрела на нежданную гостью. — С чем пожаловала? Может, соль закончилась?

— Да нет, соль в доме есть. — Чувствуя исходящие от Анфисы волны глухой злости, Анна в волнении переступила с ноги на ногу и, не зная, как лучше объяснить свой внезапный приход, облизнула сухие бесцветные губы.

— Если не за солью, так за чем? Может, за совестью? — Недобро сверкнув глазами, Анфиса отодвинула босой ногой стоявшее перед ней ведро с водой, и, плеснувшись через край, мутная жижа вылилась на пол. — Не думала я, что ты насмелишься прийти в наш дом после того, что сотворила с Любкой! И как тебя только земля носит, змеюка ты подколодная!

— Не спеши, выслушай меня…

Проведя вспотевшими ладонями по юбке, Анна открыла рот, но сказать так ничего и не успела. С шумом выдохнув, Анфиса зло сжала губы и, уперев в бока крепкие кулаки, тенью качнулась к своей обидчице.

— Ты почто сюда явилась? — с сердцем выкрикнула она. — Или ещё не всё сказала? Так зря спешила, ноги об пыль марала — опоздала ты: слишком долго собиралась! Некого тебе здесь в грязи вываливать! Любка ещё вчера в город уехала, так что проваливай отсюда, чтобы глаза мои тебя не видели!

— Дай мне хоть слово сказать! — Отступая перед сокрушительным натиском Шелестовой, Анна подалась назад и, наступив босой ногой на крашеный порожек, неловко поскользнулась. Пытаясь удержать равновесие, она схватилась обеими руками за косяк двери, но, напирая грудью, Анфиса ринулась за ней.

— Хватит, наслушались уже! — Продолжая теснить обидчицу, Анфиса с неожиданной силой оттолкнула её ладонями и, гневно полыхая глазами, шагнула через порог в сени. — Убирайся отсюда прочь, проклятущая, пока Григорий с Минечкой не возвернулись, и чтобы твоей ноги в нашем доме не было!

— Уймись на секунду! — выкрики Шелестовой придали Анне сил и, справившись с волнением, она почти спокойно посмотрела в лицо Анфисе. — Уйти я и так уйду, дело недолгое. Я пришла к тебе подобру, а ты…

— Нам от тебя ничего не нужно: ни добра, ни зла — живи, как живётся, только нас оставь в покое! — решив защищать родных до конца, Анфиса сжала ладони в кулаки и приготовилась к новой атаке. — Сказала: поди прочь! — не в силах сдержать рвущееся наружу негодование, хрипло закричала она и тут же осеклась.

— Бабушка, ты зачем так громко говоришь?

Услышав тоненький детский голосочек и увидев расширившиеся от ужаса глаза Анфисы, Анна невольно вздрогнула и, словно в замедленном кино, обернулась. У входной двери, держа в одной руке маленькое ведёрко для песка, а в другой — железный совочек с деревянной ручкой, стоял симпатичный мальчик с румяными щёчками и блестящими кудряшками тёмных волос и переводил испуганный взгляд с незнакомой тёти на бабушку. С ног до головы измазанный в песке, он крепко держался за круглую ручку ведёрка, и из-под длинных ресниц поглядывал на женщин растерянными тёмно-карими глазёнками.

— Вы уже нагулялись? А где же ты потерял дедушку? — стараясь выкрутиться из неловкого положения, Анфиса лучисто улыбнулась мальчику и, шагнув ему навстречу, намеренно загородила Минечку от Анны.

— Что ты, разве деда можно потерять, он же большой! — поражаясь наивности бабулечки, Миня еле удержался от смеха. — Если бы он пропал, я бы сразу заметил.

— Кто это тут вспоминает про деда?! — грозно нахмурив брови, шутливо проговорил появившийся в дверях Григорий, но, заметив в глубине сеней Анну, застыл на месте, и улыбка, словно оплавленный воск свечи, буквально стекла по его лицу.

— Ну-ка, Минечка, пойдём в огород, помоем ручки, — торопливо проговорил он и, взяв ладошку мальчика своей огромной рукой, потянул его в сторону от дверей.

— Кирюшенька!!!

Потрясённая сходством мальчика со своим сыном, Анна прислонилась спиной к неровной, потемневшей стене сруба и, зажав рот ладонью, глухо вскрикнула. Чувствуя, как, слабея, подгибаются её ноги, она уцепилась пальцами за шершавые полукруглые брёвна, но, не сумев удержаться, медленно соскользнула вниз и, охнув, осела на холодные крашеные половицы.

— Что же я наделала, Анфиса?! Что же я наделала?! — с надрывом прохрипела она и, закрыв лицо руками, закачалась из стороны в сторону. — Верь мне, я хотела защитить Кирюшу от напасти, только и всего! Если бы я знала, если бы я только знала! — в голос зарыдала она.

— Господи, Аннушка, да что ты! — глядя на беспомощно сотрясающиеся плечи Кряжиной, Анфиса почувствовала прилив острой жалости и, повинуясь внезапному порыву, опустилась на пол рядом с Анной. — Зачем ты так, всё поправимо, верь мне! — Чуть не рыдая в унисон с Анной, Анфиса подхватила край подола длинной ситцевой юбки, с одной стороны подоткнутой за пояс, и, поднеся его к носу, громко всхлипнула.

— Я сама себе судья, и строже, чем я, меня уже никто судить не сможет. — Вытирая слёзы, Анна закусила губу и, пустыми глазами глядя в пространство, прерывисто вздохнула. — То, что я сделала с твоей Любой — ни простить, ни забыть. Вместо того чтобы упасть в ноги, я наплевала ей в душу. Господи, Анфиса, как же мне теперь быть? — потерянно прошептала она, но вдруг, словно чего-то испугавшись, вздрогнула и, затихнув, почти перестала дышать.

Прислушавшись к наступившей тишине, Анфиса ещё раз хлюпнула в подол и, повернув голову к Анне, всмотрелась в изменившиеся черты её лица. Распрямив плечи и напряжённо глядя перед собой, Кряжина неподвижно всматривалась в пустоту, и по её лицу пробегала едва заметная судорога. Уйдя мыслями глубоко в себя, она слегка