Ржавые паруса

.......

Пролог.

Планета Лаймерина, рудник Хаабо.

— Прошла уже неделя. Радиосвязь оборвалась на третий день. Мы не оставляем попыток, но он больше не откликается ни на одной из частот.

Боумантессе, уроженец Великой Таульги и управляющий рудника Хаабо, перенес вес с одной ноги на другую и тяжко вздохнул. Сквозь воспаленные дыхательные щели просочилась и обильно запузырилась желтоватая пена. Корпулентный, как все таульгар, Боумантессе страдал в удушливо-влажном и жарком климате Лаймерины с короткими мощными дождями и густым кислым воздухом, перенасыщенным древесными испарениями. К тому же от укусов местных паразитов у него развилась опоясывающая чесотка.

— Одно из двух, — молниеносным движением языка Анкис сбил крупного мотылька, неосторожно впорхнувшего в предел досягаемости. Пойманная тварь судорожно затрепыхалась, молотя крыльями и восемью мохнатыми лапками. Исчезая в узкой чешуйчатой пасти, мотылек тонко и пронзительно запищал. Анкис, помощник управляющего, был из расы ящерообразных маиссо, и вид летящих насекомых неизменно пробуждал в нем животные инстинкты. Закусив в присутствии высокого начальства представителем чешуекрылых, Анкис виновато потупил все четыре глаза, но довел мысль до конца: — Он отыскал логово и прикончил тварей. Либо они расправились с ним.

— Тогда бы они вернулись за новой добычей.

При воспоминании о днях и ночах, исполненных огня и панических воплей, Боумантессе невольно передернулся. Крепкая деревянная платформа, на которой они стояли, качнулась в такт движению массивного тела.

— Если охотник уцелел, почему не возвращается?

— Забрел слишком далеко и ищет обратный путь. Лежит раненый в джунглях. Охотник и добыча нанесли друг другу обоюдный урон, и подыхают по соседству, — обстоятельно перечислил Анкис. — Охотник перед смертью так запугал тварей, что те сочли разумным приискать для житья иное место, оставив рудник в покое. А может статься, он до сих пор идет по следу.

Оба посмотрели на колышущийся под ветром, таинственный и неведомый массив Великих Лесов, бесконечно простирающихся к закатному горизонту. Невидимые отсюда, надежно скрытые зеленым морем, под покровом туманов ревели и грохотали Водопады. Наперебой голосили птицы. Стая бушалаго врассыпную двигалась сквозь кроны деревьев. Прыжки сопровождались пронзительными взвизгами и ливнем осыпающихся цветов — розовых, белых и алых.

— Выждем седмицу, — решил таульгар. — Мы подписали контракт на десять тысяч мультикредитов за каждую принесенную голову твари. Сумма, достаточная для того, чтобы отринуть саму Госпожу Смерть и явиться за вознаграждением. А также за обещанным кварцолитом и своим кораблем.

— Кстати, о корабле. Что делать с куттером?

— Оставим у пристани. Если владелец не объявится, реквизируем в собственность компании.

Анкис всем корпусом повернулся в сторону причала. Куттер покачивался в воздухе. Угловатый, грубых очертаний двухмачтовик устаревшей конструкции с пятнами рыжей ржавчины на корпусе, сломанным гротом и затянутой куском металлизированной резины огромной пробоиной возле кормы. Маневровые рули в виде заостренных плавников хищных рыб, рубчатые цилиндры двухсоплового движка. На высоко задранной корме алой краской с подтеками размашисто намалевано название: «Погоня». Вместительность не больше двухсот тонн, маневренность по сравнению с кечами новой постройки оставляет желать лучшего. Скорость невелика, да и ценность в случае продажи тоже. Законное место эдакой развалюхи — в бесконечных рядах отслуживших свое бедолаг на Сельвианских верфях металлообрабатывающей компании Кердзон. Даже странно, как дряхлый куттер до сих умудрялся бороздить просторы Эфириума.

— Мне кажется, почтеннейший Боумантессе, больше мы его не увидим, — нерешительно предрек Анкис.

— Основания? — булькнул управляющий.

— Он как-то обмолвился, якобы жизнь ему опостылела. Отчасти его можно понять. Нелегко устоять под грузом испытаний и тягот, постоянно обвиняя себя в том, что не успел, не был вовремя рядом, не спас, не помог. Он исполнил свой последний контракт и решил не искать обратного пути.

— Тем лучше для нас. Кредиты останутся в кассе. Не придется отчитываться перед советом директоров за чрезмерные расходы, — таульгар расправил жесткий спинной гребень и снова вздохнул. Барометр неумолимо летел вниз. На северном горизонте скапливались низкие тучи цвета брюха дохлой рыбы. Скоро загромыхает раскатами и полыхнет ослепительными зарницами очередная гроза. — Анкис, ступай к операторам каблографа. Пусть зашифруют и отправят сообщение. Порядок восстановлен, работы продолжены согласно установленному графику. Да, и общее оповещение: бригадирам и десятникам вечером явиться в Малый Дом. На совещание касательно кадровых перестановок и распределения смен.

Помощник убрал разлинованный блокнот, куда торопливо заносил распоряжения, кивнул и засеменил к лестнице. Спускался маиссо неловко, боком, высоко задирая хвостовой отросток и осторожно перенося лапы с широко растопыренными пальцами со ступеньки на ступеньку.

Боумантессе привалился к перилам, озирая огромную территорию выработок. Плавные изгибы холмов, где шумел вековой лес, нынче вырубленный под корень и пущенный на изготовление сотен тысяч досок. Более-менее ровные ряды бараков и палаток там, где соседствуют хумансоо-земляне и слаики. Хаотично лезущие друг на друга кривобокие хижины с дырявыми крышами из листьев, лагерь туземных рабочих, лаймеров. Блокгаузы надзирателей и охранников. Белые рифленые стены госпиталя, холщовые навесы над обеденными столами. Приземистый щитовой домик инженерного корпуса. Запутанная сеть промывочных лотков, корпуса первичной очистки и обработки руды. Паутина дощатых настилов, по которой лаймеры с удивительной ловкостью перегоняют пронзительно скрипящие тачки. Поблескивающие на солнце рельсы двух железнодорожных колей для вагонеток с рудой. Несколько кораблей у причала и уходящий ввысь канат, удерживающий аэростат со сменой наблюдателей.

Конечно, система далека от идеала. Постоянно что-то ломается, гниет, ржавеет и выходит из строя. И все же, все же... В кои-то веки он добился почти бесперебойного функционирования. Колесики и шестеренки должным образом пригнаны друг к другу.

Шахта Хаабо. В переводе с одного из сотен местных наречий — «Место, где умирает свет». Темное сердце лесов Лаймерины. Идеально круглое отверстие восьмиста земных ярдов в поперечнике, пятьсот ярдов