самодовольной улыбке.

— Этот фургон будет потрясающим. Твоя еда будет потрясающей, — пообещала она. — Этот город будет сходить по тебе с ума. Я предсказываю очереди вдоль квартала, часовые ожидания и восторженные отзывы.

Я позволила себе неуверенную улыбку, которая ну никак не получилась настоящей и честной.

— Всё, чего я всегда хотела.

Я отвернулась раньше, чем она заметила слёзы, которые угрожали хлынуть из глаз. Сарказма было недостаточно, чтобы скрыть правду в моих словах. Я искренне желала всего этого.

Или когда-то хотела.

Давным-давно.

До того, как всё пошло прахом.

Теперь я хотела этого снова, но в меньшем масштабе. Вместо сверкающей пятизвёздочной кухни меня устроила блестящая тридцатифутовая галерея на колёсах. Вместо полностью укомплектованной, хорошо смазанной машины я отказывалась от своих первоначальных амбиций и бралась за это дело в одиночку.

Я не для того зарылась в огромные долги по студенческому кредиту, чтобы готовить в фургоне, из-за которого я влезла в ещё большие долги. Но четыре месяца назад я вернулась домой с отточенными навыками, богатым опытом и планом Б.

"Гурманка" была моим планом Б.

Я прошла кулинарную школу, чтобы стать всемирно известным шеф-поваром. Я боролась за свою профессию, в которой доминировали мужчины, чтобы работать в лучших ресторанах мира. Я работала и жертвовала собой, чтобы создать резюме и репутацию, которые откроют двери в любую кухню, которую я захочу. И я надеялась и молилась, что смогу учиться у лучших поваров, быть принятой в их кругах и, возможно, даже, надеясь, когда-нибудь стану одной из них. Я обещала себе награды, звёзды Мишлен и всеобщее уважение.

Только этого не случилось. Мои мечты были отложены, потому что я приняла неверное решение и отвлеклась.

Я всё ещё чувствовала себя отвлеченной.

Как бы я ни старалась излечиться за последний год, я всё равно чувствовала ноющее давление на затылке, затрудненное дыхание и тошнотворное ощущение в глубине живота.

Я всё ещё чувствовала присутствие, парящее прямо над моим плечом, и я не могла его игнорировать. Тёмный призрак, которого я не могла разглядеть... не могла позабыть.

Этот фургон, такой красивый и вдохновляющий, отнюдь не олицетворял человека, каким я планировала стать. "Гурманка" являлась кульминацией всего, что я позволила случиться со мной. Она была покинутой мечтой и потерянным будущим.

И она была всем для меня.

Где-то вдалеке зазвенели колокольчики, привлекая моё внимание к магазину "Cycle Life", с которым я делила парковку. Владелец вышел на улицу. Я улыбнулась ему, поскольку он был одним из самых любимых мною людей на планете. Гуру малого бизнеса, абсолютный хипстер в стадии отрицания и мой старший брат в одном лице, Ванн был всем, на что я смотрела и восхищалась. Он поднял руку, прикрыв глаза от слепящего солнца, и, кивнув, направился к нам с Молли.

Молли в ответ слегка дёрнула подбородком и встала на лестницу, чтобы закончить последние штрихи к "Гурманке". Она была непоколебимой и уверенной в себе, если только не приходилось показать кому-то свою работу, тогда она становилась такой же растерянной и неуверенной, как и все мы, простые смертные.

— Привет, Ванн, — поздоровалась я ещё до того, как он успел войти в тень навеса.

Он серьёзно посмотрел на Молли, оценивая её работу. Обычно Молли не о чём было беспокоиться. Её искусство всегда было совершенным, её талант волновал и захватывал дух любого, кому посчастливилось увидеть его. Но мой брат не станет церемониться, особенно если речь идет о Молли. Молли и Ванн были так же близки, как мы с Ванном.

— Ты дала имя фургону?

Нервная энергия покалывала меня.

— Что скажешь?

Ванн был очень критичен в каждой ситуации, с которой он когда-либо сталкивался. У него не было фильтра. И он не обладал чувством сопереживания. Он всегда говорил то, что думал. И он имел в виду то, что сказал.

Большую часть времени из-за этого он был невыносимым засранцем.

А это означало, что его мнение было очень важно для меня.

— Выглядит хорошо, Вера. Теперь ты легальный бизнесмен.

— Слышишь, Молли? У меня всё легально.

Она повернулась к нам, балансируя на ступеньках лестницы, и улыбнулась.

— Ты впечатлён. Не так ли, Ванн? Давай, расскажи мне, какая я удивительная.

Он отмахнулся, но кивнул в знак согласия.

— Мне нравится. Я бы поел здесь.

— Надеюсь, — простонала я. — Мне нужен хотя бы один платежеспособный клиент.

Ванн издал низкий смешок.

— О, я не говорил, что буду платить за еду. Я просто имел в виду, что он так близко к магазину и припаркован на моей половине стоянки. К тому же, им управляет семья. По этим причинам я время от времени буду заказывать себе ужин на дом.

Я посмотрела на него.

— Я не могу позволить себе еду на дом. Я даже пока что не могу позволить себе еду, за которую люди платят.

Он скривил лицо от разочарования.

— Даже обед?

Толкнув его в плечо, Я покачала головой.

— Сегодня у меня есть только краска. Но я с удовольствием приготовлю тебе чашку красного напитка.

— Если быть точной, чашку "Красный Сарай", — услужливо добавила Молли.

— Ты в эти дни такая острячка, — сказал Ванн мне в спину. — А ведь когда-то была такой милой. Эй, Молли, помнишь, когда Вера была милой?

Молли снова прервала работу и посмотрела на меня с притворной жалостью. Я проигнорировала настоящие эмоции, скрывающиеся за её сарказмом.

Я могла справиться с сарказмом.

Я не хотела смотреть правде в глаза.

— Всё потому, что она думает, что лучше нас, — согласилась Молли. — Прокатилась по всему миру, культурной стала. Мы не можем сравниться с Европой, Ванн, и неважно насколько мы круты.

— Я люблю вас, — честно призналась я. — Европа, несмотря на хорошую еду и фантастическую моду, и даже несмотря на лёгкий общественный транспорт, не может сравниться с вами, — я умолкла, поставив ногу на ступеньку, ведущую к моему новому бизнесу. — Я уже рассказывала вам об архитектуре? У них есть здания, которые старше, чем вся наша страна.

— Ты упоминала об этом, — проворчал Ванн. — Раз или два.

— Или три тысячи раз, — добавила Молли.

Улыбаясь про себя, я поднялась по ступенькам фургона и остановилась, осматривая внутреннее оформление моего нового предприятия.

Я училась в одной из лучших кулинарных школ Америки. Последний год своей жизни я провела, слоняясь по Европе, пробуя лучшую еду и составляя лучшие вкусовые характеристики. У меня был опыт, образование и целая куча разбитых надежд.

Европа была островком безопасности, а я была безликой.