вокруг. Найл перевел взгляд на чашку каши, подумал, что Руна и Мара, может, еще и живы, и сразу как будто проснулся. Вскочив наружу, он вгляделся в глинистопесчаную корку пустыни. Она была сухой и жестокой, но пытливому охотнику несколько невнятных отметин дали безошибочно понять, в каком направлении удалились пауки. Они ушли на северо-запад, к морю. Возвратясь к пещере, Найл собрался с духом и потащил, ухватив за одежду, труп до самой отцовской постели. Раздувшееся лицо мертвеца выглядело жутко, между раскрывшимися черными губами виднелись желтые зубы. Найл отвернулся, не в силах смотреть. Тело Улфа он накрыл тканью, принесенной из Диры – не из уважения, а скорее, чтобы не видеть мертвое лицо. Затем юноша переложил в одну из заплечных сумок кое-что из еды, не забыл и раздвижную трубку-жезл. Как и что делать, он до этой секунды совершенно не задумывался. Пока Найл возвращался к пещере, ему больше всего хотелось забыться хотя бы на время, чтобы не остаться наедине со своей беспомощностью. Не обнаружь он смердящего трупа, отравляющего воздух, еще и неизвестно, пошел бы Найл куда-нибудь вообще. Уходя, он завалил вход камнем, затем с полчаса подсовывал в щели камушки помельче. Солнце стояло теперь над самой головой, но Найла это не очень-то и заботило. Главное – удостовериться, что в пещеру не проникнут хищники. Место, десяток лет бессменно служившее семье жилищем, теперь превратилось в усыпальницу Улфа. Сыну хотелось, чтобы прах отца покоился в неприкосновенности, пока дети, возвратясь, не погребут его как воина.