Мадиане, во дворе моего отца Иофара.
У колодца Ирмны нас ждали люди.
Эви-Цур воскликнул:
— А вот и Элшем, он идет к нам навстречу.
Эви-Цур улыбался идущему, и я узнала обезображенное огнем лицо Элшема, которое напомнило мне лицо Мириам. И еще я подумала, что моего рубца никто не может увидеть.
Но Элшем не ответил на улыбку Эви-Цура. Из группы кузнецов, которые шли за ним, раздался знакомый голос:
— Куда вы идете? Кто позволил вам приблизиться к колодцу?
— Орма!
Мне навстречу шла моя сестра Орма. Время не тронуло ее красоты. Глаза ее были так же черны, губы сложены в такую же презрительную гримасу.
— Я возвращаюсь к нашему отцу, и еще я хочу взять еды для народа Моисея. Они в пустыне умирают от голода.
— Иофар умер, и теперь я, жена Реба и царица Шеба, управляю его двором. Я не позволю народу твоего Моисея наброситься, как саранче, на мое добро.
— Орма, сестра моя!
— Я тебе не сестра, и мой отец Иофар никогда не был твоим отцом!
— Орма, они голодают! Мои сыновья погибли, оттого что они голодны!
— Кто хотел быть супругой Моисея?
Ей хватило одной улыбки, чтобы Элшем и его сбиры выхватили свои клинки и бросились на нас.
Когда Элшем вонзил мне в живот свой точеный клинок, я увидела, что его рубец трепетал, как рубец Мириам перед золотым тельцом.
Но какая мне была разница? Я уже была мертва. Моя жизнь осталась в телах моих сыновей.