Владимир Моисеев Астрономы идут

Люди стали людьми в тот момент, когда обнаружили, что для них важны вещи, которые не приносят очевидной пользы. Мир немедленно стал очень сложным. Мотивами человеческого существования оставались базовые инстинкты: желание удовлетворить голод, обладать властью, оставить потомство. И вдруг появились другие потребности: ощущение красоты любопытство, желание познать мир.

Краткая история астрономии

Пролог

Вечер получился удачным. Собеседники поговорили о вещах, интересных им обоим. Потребность в общении была удовлетворена. Для полного счастья не хватало лишь последнего штриха, например, обсуждения какой-нибудь изысканной философской притчи из числа тех, что потом будят воображение в течение долгих лет.

— Прекрасно провели время…

— Наши встречи слишком хороши, чтобы заканчивать их простыми словами прощания.

— Согласен, коллега.

— Не могли бы вы указать самую, по вашему мнению, серьезную ошибку в моих рассуждениях, касающихся человеческих возможностей. Если такая существует. Не исключено, что мне захочется возразить, а это означает, что я буду с нетерпением ожидать следующую встречу. К тому же, обмен мнениями — это самый простой способ обнаружить важные расхождения в наших системах мировоззрений. Мы же должны их преодолевать? Не правда ли?

— Не хотел бы показаться грубым и несправедливым, но, по-моему, ваша оценка духовного развития людей слишком надумана, чтобы ее можно было всерьез обсуждать. Проще говоря, никогда не слышал более дурацкой и обидной для людей концепции. Вы, наверное, обратили внимание на то, что я никогда не позволял себе открыто критиковать ваши взгляды. Не потому, что они близки мне, вовсе нет, они представляются настолько бессмысленными и беспомощными, что я считаю само упоминание о них неуместным, тем более обсуждение их странностей. Конечно, мы могли бы поговорить о ваших заблуждениях, однако подобные разговоры могут создать впечатление, что ваши взгляды обладают неким подобием смысла, которого там нет и в помине. Вам может прийти в голову, что я готов критиковать их, а это конечно не так. Не хотелось, чтобы вы подумали, будто я способен поддерживать ложные и вредные взгляды. Не обижайтесь, но между нами не должно быть недопонимания.

— Вот как… Но что конкретно в моих теоретических рассуждениях вызвало у вас столь яркое неприятие? Человечество еще не готово к эволюционному скачку — ничего другого я не утверждаю. Требуется скрупулезный подготовительный труд, чрезвычайно высокая социальная мотивировка, чтобы духовный взлет стал возможным. Короче говоря, по моему мнению, поддержанному целым рядом заслуживающих доверия специалистов, к успеху может привести только принадлежность к религиозной общине, имеющей многовековые традиции. Естественно, лишь при условии бережного отношения к духовному опыту множества объединенных единой верой людей и фанатичного следования незыблемым правилам. Разве вы не согласны?

— Конечно, нет!

— Но почему?

— Это не соответствует действительности.

— И вы можете привести пример, опровергающий мою стройную концепцию?

— Нет ничего проще.

— Вот как… Звучит обидно…

— Ерунда. Духовное развитие — дело индивидуальное. Чтобы не быть голословным, напомню о судьбе человека, который, согласно вашим представлениям, не должен был иметь никаких надежд на успех, однако сумел совершить пресловутый эволюционный скачок благодаря странному стечению обстоятельств и личным качествам.

— Я знаю его?

— Думаю, что знаете. Это Андрей.

— Андрей?!

— Мне казалось, что его история известна всем.

— Попрошу исключить меня из общего списка. Должен заявить, что сплетнями не интересуюсь.

— Однако, гипотезы строите…

— Не желаю выслушивать язвительные замечания в свой адрес. Впрочем, если история неведомого мне пока Андрея поможет прийти к согласию в придуманном вами теоретическом споре — расскажите ее. И избавьте меня, наконец, от своей невозможной иронии!

— Готов пойти навстречу. Как известно, после событий 1997 года представления о природе Мироздания были пересмотрены самым решительным образом.

— Вы имеете в виду события, связанные с Вонючим рассветом? Неожиданная с точки зрения серьезной науки экологическая катастрофа привела к пониманию того, что каждого человека ожидает персональный конец света?

— Совершенно верно. Но надо помнить, что за год до катастрофы Виктору Кларкову удалось самостоятельно реализовать нуль-транспортировку. Выдающееся, кстати, достижение, которое само по себе опровергает вашу гипотезу об обязательности многовековых традиций. Индивидуалисты такие непредсказуемые.

— Это надо доказать. В мире Кларкова с религиозными традициями и мистическими сектами все было в порядке. Так что говорить, будто он действовал самостоятельно и не использовал многовековой религиозный опыт, я бы не рискнул.

— Не хочу вступать в пустые пререкания, поскольку речь совсем не об этом. Напомню, что опыт Кларкова деформировал пространственно-временной континуум, и его друзья, вопреки своей воле, попали в мир Вонючего рассвета.

— Да, да… Прекрасно помню эту ужасную реальность. Концентрация вредных веществ в атмосфере превысила допустимую, их воздействие на людей оказалось непредсказуемым и напоминало тяжелое наркотическое опьянение. Абсолютно все обитатели этого несчастного мира стали пассивными наркоманами. Их дикая, насильственно освобожденная фантазия привела каждого из них к собственному концу света. Многие эпизоды распада физического мира были ужасны. Эта страшная Катастрофа разрушила базовый мир.

— Хорошо, что вы об этом помните. Но, как известно, человечество — чрезвычайно консервативное общество. Каким бы сильным и болезненным не было воздействие на психику людей, всегда обнаруживаются особи, обладающие к нему стойким иммунитетом. Вот так и получилось, что относительно небольшая часть населения выжила на развалинах цивилизованного мира. Им пришлось начинать с нуля. Признайте, что борьба за существование, которую они вынуждены были вести на протяжении двухсот лет, была плохим подспорьем для эволюционного скачка. Однако, по крайней мере, одному из них удалось совершить духовный подвиг. Разве это не восхитительно?

— Мне известны десятки миров, возникших после Вонючего рассвета. О каком из них вы говорите?

— О Мире святого Иеронима.

— Никогда прежде не слышал о таком.

— Вот как! Неожиданное признание. Но я всегда любил рассказывать приятелям о незнакомых