========== Часть 1. ==========

***1***

Лиаму казалось, что слова Луи, сказанные последним на съемках клипа «Best Song Ever», лучше всего подходили под описание сложившейся ситуации. Томлинсон пробормотал их сразу после того, как Зейн вышел из гримерки уже в образе: с длинными волосами, накладным бюстом и идеальным макияжем. Мягко говоря, все это стало сюрпризом для окружающих. Нет, они, конечно, догадывались, но разница между словами «Эй, Зейн, а тебя мы переоденем в девушку» и тем, что получилось, была прямо-таки ошеломительной.

Зейн был неплох для девушки. Может, он не был так горяч, как модели Виктории Сикрет, но Лиам солгал бы, если бы стал утверждать, что они вчетвером не окинули товарища по группе оценивающими взглядами, застопорившись на разрезе надетой на нем юбки.

— Я не знаю, как это воспринимать, — сказал Гарри в прострации, наклонив голову.

— Вы себя так ведёте, — закатил глаза Луи, — как будто Зейн в первый раз заставил вас задуматься о своей ориентации. Это ведь Зейн Малик. Мне иногда кажется, что именно для этого он и появился на свет.

Слова Томлинсона казались правильными, по крайней мере, Пейну они казались таковыми.

На самом деле, Лиам натурал. Ну, он был в этом уверен как минимум на 99%. Ему нравились мягкая кожа, упругие полушария груди и плавные изгибы. Ему нравились струящиеся локоны, мелодичный смех и сладкий запах. Исключением была только его увлечённость Джастином Тимберлейком. Хотя Пейн и не был уверен, что это была именно увлечённость. Скорее всего, это было восхищение привлекательным и, безусловно, талантливым человеком.

А Зейн…ну, Зейн — это совсем другая история. Это точно не была влюбленность в звезду. Это не было похоже на увлечение кем-то, с кем он едва знаком, но кем он восхищается (или даже идеализирует) издалека. Это было абсолютно по-другому, и именно поэтому это было катастрофой.

Как шатену сейчас казалось, всё завязалось еще на Х-факторе. В самом начале Лиам чувствовал себя чужеродным элементом в группе, да и Зейн отличался от Луи, Гарри и Найла. Конечно, он мог дурачиться, устраивать сцены, быть шумным и раздражающим. Но была и другая сторона брюнета — спокойная, мягко говорящая сторона, которая и притягивала Пейна. Малик всегда был любимчиком Лиама.

Но затем Зейн вырос. И это было, действительно, нечестно с его стороны — заставить шатена стать очевидцем. Заставить наблюдать, как из мягкого, круглощёкого паренька Зейн Малик превращается в мужчину. И, чтобы ещё больше усложнить и без того непростую ситуацию, пакистанец вытянулся, постройнел и начал отращивать бороду. И стал носить вызывающе обтягивающую одежду. И раскрасил свою кожу чернилами татуировок. И преуспел в демонстрации едва угадываемой усмешки на красивых губах.

Зейн Малик был чертовски привлекателен, и это мог видеть каждый. Это был просто факт. Всеобщее знание, если хотите. И это абсолютно не задевало Лиама, вот абсолютно. Потому как, по сути, каждый из них был привлекателен по-своему. У Гарри были ямочки и милое очарование. У Луи игривость и озорство непослушного ребенка. Найл просто источал дух студенческого братства. Но ни у кого из них не было того многообещающего притяжения, какое оказывал Малик на Пейна.

Возможно, это было больше, чем просто притяжение. Возможно, это было больше, чем желание узнать, как эта щетина будет ощущаться на его коже. Возможно, это было больше, чем жажда целовать губы брюнета, пока они не станут покрасневшими и опухшими от поцелуев. Возможно, Лиаму уже пора было признать, что он влюбился в Зейна Малика.

Да, и, похоже, это тоже уже был факт. Зейн привлекателен — факт. Лиам влюблён в Зейна — факт. Влюбиться в собственного лучшего друга / товарища по группе — не самая лучшая идея — тоже факт.

К черту! Лиам должен был справиться с этим. Лиам мог справиться с этим. Да что там, Лиам уже справлялся с этим какое-то время. Он загнал мысль о вероятной влюблённости в глубины своего сознания, заодно убедив себя, что ничего такого грандиозного не произошло. У него была девушка, и, между прочим, у Зейна была Перри, поэтому шатен на полном серьезе справлялся с неудобными чувствами.

Ну, или он думал, что справляется. Он, блядь, справлялся со всем просто прекрасно, пока на премьере их фильма Перри не продемонстрировала ту штучку на пальце.

Обручальное кольцо.

Эти слова отдавались эхом в его сознании, пока люди вокруг что-то обсуждали. Лиам не слышал никого. Он не слышал ни Найла, спрашивающего, что случилось, ни поздравительные крики толпы, ни даже людей, стоящих рядом с ним.

Мама Зейна была вместе с парой, но Пейн едва ли замечал её. В принципе, он и Зейна не замечал сейчас. Всё, что он видел — кольцо на пальце Перри. Зейн наклонился поцеловать её, но даже это не зафиксировалось сознанием шатена. Только кольцо, сверкающее кольцо, что-то другое сейчас вряд ли могло быть более привлекающим внимание.

Кольцо на пальце, на котором носят обручальные кольца. Не было и тени сомнения, что это могло означать. Они не делали каких-либо усилий, чтобы как-то обозначить это, но все поняли правильно. То, что Перри надела кольцо, означало лишь то, что оно могло означать.

Они помолвлены. Он сделал ей предложение. Блядь, он действительно сделал ей предложение! И Зейн даже не подумал, к примеру, хотя бы вскользь упомянуть это в разговоре с кем-либо из них???

— Ты веришь в это? — голос Луи прорвался сквозь туман в голове Лиама. — Это невероятно!

— Да, — пробормотал Лиам, не сводя глаз с троицы людей, — невероятно.

Луи, должно быть, проследил за его взглядом; следующее, что Пейн осознал — Томлинсон грубо развернул его к себе, сжав бока. Лиам издал возглас удивления, а Луи обнял его, прошептав: «Еще ничего не решено. Не обращай внимания».

— Не обращать внимания на что? — переспросил Лиам с фальшивой улыбкой на лице.

— На всё это, — пожал плечами товарищ. — Просто забудь.

И Пейн последовал совету. Он выбросил все мысли о помолвке из головы и позволил захватить себя тем, что по праву можно было назвать невероятным опытом.

***

Оказалось, что не обращать внимания очень сложно, когда все вокруг тебя задались целью обсудить помолвку. И Лиаму не было горько, нет, он был очень счастлив за Зейна. Настолько счастлив, насколько он мог бы быть. Он был всего лишь немного раздражен (нет, он не ревновал!) тем, что брюнет почему-то не сказал им