его смена подходила к концу, Артур бывало с удовольствием озирал стройку века - тысячи разноцветных вспышек электросварочных работ озаряли вокруг наступающие сумерки. Отовсюду сыпались каскады ослепительных искр, и чем гуще становились сумерки, тем ярче полыхали фонтаны из рук электросварщиков. Вскоре сумерки уходили, а из темноты начинали колоться первые кремнистые звёзды Мироздания.

  Именно в такой вечер Артур увидел Ангелину - хрупкую девушку, монтажницу железобетонных конструкций с васильковыми глазами и огромными брезентовыми рукавицами. Также как и Артур, она смотрела вокруг, любуясь ежедневным новогодним фейерверком комсомольской стройки. Они познакомились и стали, каждый вечер, вместе наблюдать за фронтом строительных работ.

  После рабочего дня, они ходили по недостроенным этажам башни, держась за руки, и почти не пользуясь даром речи. Всё было понятно без слов - любовь, вот как это называлось. Встречаясь, они подолгу смотрели друг другу в загорелые высокогорные лица. Временами они спускались на нижние этажи, где уже вовсю трудились бригады отделочников. Там было много штукатуров и плиточников, они никогда не видели высоты и относились к миру с простой варварской материальной грубостью. Отделочники посмеивались над Артуром и Ангелиной, не понимая смысла их удовольствия.

  Иногда радость врывалась в их жизнь неожиданно даже для них самих - так было, когда они вышли к железнодорожному мосту, который на большой высоте должен был соединять две смежные башни. Мост был недостроен и не с того, ни с сего, обрывался на открытом воздухе, прямо посредине пространства. Местный рабочий класс, занятый на этом участке, облюбовал мост и ходил сюда для активного отдыха. Здесь он, шумными коллективами, играл в карты, пил тёплый алкоголь и наблюдал, как молодежь, в коротких сатиновых трусах, прыгала в протекающую под мостом Ефратку. Окунувшись, молодёжь возвращалась по аварийной железной лестнице. Взобравшись, они загорали на каком-нибудь металлическом конструктивном элементе, облепив его стайкой голых ласточек. Приходили сюда и итээровцы, со своей слабой бледною мускулатурой и книгой зажатой под мышкой. На мосту было много визга и пахло чёрной нефтяной пропиткой для шпал.

  Артуру и Ангелине здесь было особенно хорошо, среди пружинистых тел и задорного смеха пролетариата. Сварщик любил наблюдать, как Ангелина, стоя у обрыва моста, в своём простеньком купальнике, готовилась к прыжку: худенькая, коричневая, напряжённая. Иногда внизу по реке плыла толстая колбаса груженой баржи. Иные смельчаки прыгали прямо в кучи перевозимого баржей песка.

  - Мне кажется, что я такая лёгкая, что даже когда упаду с вершины башни, то не разобьюсь, а спланирую на поверхность земли, словно пёрышко - говорила Ангелина Артуру в минуты особого душеного расположения.

  - Глупенькая, глупенькая - только и мог сказать непонятливый Артур.

  Однажды работая на высоте и закончив особенно трудный шов, Артур поднял сварочную маску, чтобы глотнуть проточного воздуха. Сила его зрения была такова, что он легко мог рассмотреть идущую далеко внизу женщину - это была Зануси. Зануси изменилась: стала шире и тяжелее. Рядом с ней шёл какой-то конторский служащий в полном расцвете сил, а между ними, держась за руки, шли две маленькие белобрысые девочки с экваториальными бабочками бантов на головах. Зануся была довольной матерью, и Артуру стало хорошо, оттого, что там внизу есть простое житейское счастье, и люди незатейливо строят пчелиные ячейки общества.

  Удивился Артур: столько времени прошло, а он и не заметил. Время на высоте шло по-другому, и ход его кардинально отличался от хода времени внизу. На земле время было заметней, на земле время было стремительней, и больше была сила трения, с которой время действовало на вещи. Вещи быстрее амортизировались и морально устаревали. Люди тоже.

  В этот день случилось большое горе. Прораб пришёл к Артуру на рабочее место, отключил подачу тока на сварочный аппарат и положил тяжёлую руку в рукавице на артуровое плечо. Он ничего не сказал, даже не посмотрел Артуру в глаза, но на его лице застыла тяжесть человеческого существования и Артур всё понял.

  Ангелина разбилась, нарушив технику безопасности при монтаже железобетонных конструкций. Она была настолько уверенной в своей лёгкости, что даже не надела оранжевого монтажного пояса. Очевидцы говорили, что она падала медленно, некоторые утверждали, что Ангелина даже улыбалась при падении, словно понимая, что не разобьётся. Но не спланировало пёрышко Ангелины, а с жутким костным хрустом врезалось в поверхность земли. Мокрое кровавое пятно осталось от Ангелины, останки её собирали рабочие подсобного хозяйства, облагораживавшие территорию стройплощадки.

  День похорон был последним днём, когда нога Артура ступила на землю. Закопав мёртвую Ангелину на два метра в почву, он вернулся на своё рабочее место, и навсегда потерял интерес к земле. В тот день он даже не взял отгул по состоянию души, хотя вся бригада уговаривала его отдохнуть от горя. Но Артур отказался, он просто поседел за один рабочий день, как будто выполнил поставленную бригадиром, задачу невероятной профсложности. С тех пор никто не слышал от Артура ни слова, несчастье отобрало у него дар речи раз и навсегда.

  С этого времени Артур просил у бригадира отдельную работу и скоро стал совершенным отшельником. Иногда он неделями не возвращался, выполняя план где-то в стороне от общего фронта работы. Чем он питался и что делал в свободное время, никто не знал. Швы, сваренные Артуром, были близки к идеалу, и поэтому начальство его уважало и шло навстречу, с пониманием относясь к одинокому методу труда. Вскоре от долгого отсутствия бригада стала забывать о своём сварщике и табелировала его по инерции, как почётного члена коллектива.

  На многолюдной стройке всегда существовала текучка - одни кадры увольнялись, другие - устраивались, поддерживая постоянный круговорот кадров в Природе. Скоро Артура перестали узнавать, когда он, молчаливый, приходил на планёрки. Его имя было совершенно неизвестным среди вновьприбывших рабочих рук. Да и не до Артура было в последнее