— Теперь мы с лихвой отомстим, дядя, за ваши беды! Вот ваш Дюрандаль, а вот — Олифан: заждались они своего хозяина и рвутся в бой!

Поцеловал Гильом клинок Дюрандаля, поднес к устам звучный Роландов рог — и раздался с Глорьетской башни призыв Олифана: услышали его французы и ринулись из засады к городской стене. А граф Гильом ни минуты не промедлил — опустил подъемный мост и открыл своим войскам вход во дворец.

Широкой рекой влились в Оранж нимские воины. И вновь, как в прежние годы, зазвучал со всех сторон знаменитый клич:

— Монжуа!.. Монжуа!..

От него бросило в дрожь неверных. Схватились они за оружие, но дать отпор противнику уже не могли. По всем оранжским улицам растеклись французские отряды. И, как некогда в Ниме, разгорелся в городе беспощадный бой. Недаром боялись мавры Гильомовой хитрости: но они не ведали, что ныне, кроме отваги и доблести, могучего барона вела к победе любовь принцессы Орабль.

И когда Аррагон понял, что терять ему нечего, вскочил он на скакуна, взял стальной щит, вырвал у одного из павших копье и бросился прямо в сечу. Тут-то и припомнили бароны, что рассказывал про сарацинского короля беглец Гильбер. Огромная голова короля, укрытая крепким шлемом, казалась булавой — если не брало противника копье, то в ближнем бою бил Аррагон соперника головой, и острие шлема протыкало насквозь и кольчугу, и тело. Когда же были поломаны и щиты, и копья, набрасывался король на французских рыцарей, обхватывал их руками и раздирал им горло длинными и острыми ногтями, как за обедом раздирал он павлина, журавля или перепела.

Дрогнули французы, видя дело его рук, и только Бертран еще больше разъярился. Налетел он на Аррагона и занес клинок, чтобы снести ему голову. Но король прижался к шее скакуна, и просвистел меч, ничуть его не задев. В тот же миг схватил Аррагон Бертрана за пояс и с такой силой сдернул его с коня, что лопнула у француза подпруга и рухнул он на землю. Но не впервой Бертрану бывать в таких переделках — первым прыжком вскочил он на ноги, а вторым взлетел на Аррагонова скакуна, усевшись на круп позади короля. Схватил он Аррагона сзади за горло и не отпускал до тех пор, пока не издох его противник в мощных объятиях французского рыцаря.

Возликовал граф Гильом, увидев такую расправу над своим врагом, и, не дожидаясь конца сражения, бросился назад в Глорьетский дворец, дабы освободить из темницы красавицу Орабль. И когда рассеялись остатки сарацинского воинства и очистили французы Оранж от последнего басурманина, подвел он ее к Бертрану и молвил:

— Эта прекрасная дама спасла мне жизнь. Я же поклялся ей в верности и пообещал, что возьму ее в жены.

— Тогда грешно медлить, дядя, — рассмеялся Бертран. — Вы должны сегодня же исполнить ваше обещание!

В тот же день крестили французы Орабль и нарекли ее христианским именем Гибор. До того она была умна и хороша собой, что сложили про Гибор добрые песни, которые распевали по городам и весям странствующие жонглеры. Говорили, что знала Гибор четырнадцать языков, могла говорить и писать по-гречески и по-армянски, по-бургундски и по-сарацински; знала она магию и волшебство и так украсила Глорьетский дворец, что поглядеть на его чудеса сходились паломники со всех концов света. Прожила она с Гильомом тридцать лет и родила ему десять сыновей. За эти годы во многих сражениях побывал отважный граф и на многих врагов наводил он ужас одним своим именем.

Однако в разгаре свадебного пира, который продолжался в Оранже семь дней и семь ночей, подозвал он к себе племянника Бертрана и сказал ему при гостях:

— Милый Бертран! Остаюсь я в Оранже — править здесь вместе с женой моей Гибор и охранять край от неверных. Вам же я отдаю славный город Ним — берегите его от врагов и распрей. Я видел, Бертран, как вы рассчитались со зловредным Аррагоном, да и прежде не раз восхищался вашим мужеством и рыцарской отвагой. Завещал мне мой отец Эмери Нарбоннский, когда придет срок, передать Дюрандаль и Олифан самому доблестному воину. Возьмите их, Бертран, и помните: тот не знает поражений, у кого в сердце поровну и доблести, и благородства!

Снял Гильом с пояса могучий Дюрандаль и вложил его в руки Бертрана. А потом поднес племянник к своим устам звучный Олифан — и поплыл над Оранжем мощный голос древнего рога.

Не успел он затихнуть, как вбежали во дворец запыленные гонцы и закричали с порога:

— Граф Гильом! Подошли к берегу корабли короля Тибо Арабского. Собирайте скорее воинов!

— Ну вот вам и дело, Бертран, — улыбнулся Гильом. — В добрый путь! С вами теперь Дюрандаль и Олифан, а значит, с вами — победа!

Говорят, были на земле времена, когда честь ценилась дороже жизни, а за верность не было награды выше любви.

Говорят, что в ту пору даже черное злодейство решалось иногда на открытый бой, и гремела сталь, и кровь лилась на доспехи, но смирял свой гнев победитель, а поверженный враг уходил живым. Славные времена!

Не сосчитать поколений, что выросли, зачитываясь легендами о древних героях, однако всякое время находило для их подвигов свои слова. Вот и теперь отмеченные изображением единорога книги поведут рассказ о старине для нынешних ребят.