виделись.

  Я коротко рассказал, откуда приехал, и как надолго. Они, посмеиваясь, сообщили мне, что оба уже на пенсии и живут тут в деревне с весны до осени, а зимуют в городе - так удобнее.

  Ольга Павловна принялась готовить, а мы прошли в пристрой, который Сан Саныч оборудовал для гостей. Узкая комнатка была оклеена обоями, на стенках висели цветные фотографии в рамках, у окна стоял стол, но печки не было.

  - А не холодно вам будет? - участливо спросил Сан Саныч. - Может все в избе, на полу. Мы, люди деревенские, гостям рады.

  Он весело засмеялся. Мы тоже заулыбались. Но пристрой, был такой уютный, что мы решили спать здесь. У нас с собой, конечно, были спальники.

  Вскоре поспел ужин. Все расселись за столом, выпили в начале хозяйской смородиновой настойки, сладкой и ароматной, потом, закусив солёным салом и огурчиками, выпили по водочке, и тут хозяйка поставила на стол большую сковороду куриных окорочков.

  Пир разгорался. Выпили по третьей. В разговоре выяснилось, что Ольга Павловна знала Мишину маму - когда-то вместе работали. А Сан Саныч рассказал, что весна поздняя, по ночам ещё минусовые температуры, потому каждый вечер обогревали дровяной печкой теплицу...

   Я ненадолго вышел на улицу, подышать. Было очень тихо и только в русле, мелкой, весенней водой, шумела по камням речка. В небе чуть поблескивали, сквозь дым лесных пожаров, тусклые звёздочки. Где-то во дворах взлаяла собака и замолчала. Стало холодно, и я возвратился в дом, где шла оживлённая беседа, и Сан Саныч рассказывал о том, как они с Ольгой Павловной познакомились и поженились пятьдесят лет назад, где-то далеко на Севере, в Дудинке, куда семья Сан Саныча была сослана в коллективизацию. Ольга Павловна весело смеялась, рассказывая, как Сашка, так она называла мужа, сначала провожал её с работы в бухгалтерии промхоза, а потом признался в любви и предложил выйти за него замуж.

  - Я просто перешла из одной комнаты в другую, в одном и том же доме. Вещей тогда ни у Саши, ни у меня, кроме одежды, не было. Потом он уехал поступать в сельхозинститут, на охотоведа. Уже тогда, охота была его главным увлечением...

  Сан Саныч сидел, широко улыбаясь, иногда поправляя в смущении рукой седые волосы на голове. Он не привык, чтобы о нём рассказывали что-то, в присутствии людей, пусть и хорошо знакомых.

  - Я его прождала четыре года, не зная, кто я - то ли жена, то ли соломенная вдова.

  Она весело засмеялась, а Сан Саныч, смущаясь, добавил:

  - Ну, ты уж скажешь...

  - А что, не так? Что не так? - поддразнивая, приговаривала Ольга Павловна.

  - Я, как приехал после учёбы, пошёл в охотпромхоз работать - продолжил разговор Сан Саныч. ...И закрутилась моя таёжная жизнь. Сколько хожено по тайге, сколько ночей у костров, сколько добытого зверя, - вспоминал Сан Саныч, вздыхая и улыбаясь.

  Мы слушали и радовались, что сидим так уютно с такими весёлыми, ласковыми, хозяевами. "Сан Саныч, конечно, удивительный человек - думал я. - Он никогда ни на кого не сердится и никогда голоса не повышает. И так получается, что и на него никто не сердится, да и не за что? Его уважают все: на работе, на охоте, на праздниках. Все: и плохие, и хорошие. Это какой-то замечательный характер, с которым легко всем. А уж для жены он просто сокровище, единственный. Ведь у них не было детей. И они взяли двух девочек в детдоме, удочерили и вырастили. Чудесные люди".

  Все наелись, напились, уже украдкой позёвывали. Было около одиннадцати вечера,, и мы, поблагодарив за застолье, ушли в пристрой, а Миша остался ночевать в доме:

  - Около печки сладко спать, - шутил он. - Я вам сочувствую.

  - А мы обогреватель туда поставили, - забеспокоился Сан Саныч.

  - Это он шутит, - строго отреагировал Гена. - В наших спальниках на снегу спать можно.

  Мы быстро разделись и залегли в спальники. Гена погасил лампу. Я, устроившись поудобнее на кровати в спальнике, закрыл глаза и увидел серую гравийную дорогу, белые ледяные забереги на реке, серый лиственничный лес за рекой... и заснул крепким сном. Деревенская тишина убаюкала совсем незаметно.

  Проснулись мы часов в семь утра, ещё с полчаса полежали и тут, улыбаясь вошел Сан Саныч.

  - Братцы, - посмеиваясь, произнёс он, - чай кипит. Завтрак вот-вот будет на столе. Оля блины завела и стряпает. Пока встанете, помоетесь, и стол будет готов.

  Мы, вздыхая и покряхтывая, вылезали наружу из тепла спальников, быстро надевали тёплые свитера и перешли в натопленную избу. Миша, улыбаясь, рассказывал:

  - Я, как пьяненький кот, к печке боком прильнул и словно провалился в сон. Проснулся оттого, что Ольга Павловна печку растапливала. А Сан Саныч уже успел протопить печи в парнике. Я туда зашёл по дороге в удобства, так там такой аромат от помидорной рассады, - он цокнул языком.

  - Ночью минус восемь было, - сообщила Ольга Павловна, наливая жидкое,

  шипящеетесто на раскалённую сковороду. Аромат блинов напомнил мне детство, когда мать утром в воскресенье стряпала или блины или пироги.

  На улице разгорался яркий весенний день и холодное, но "сочное", золотое солнце поднялось над затенённой внизу, сопкой.

  Завтракая, договорились с Сан Санычем, что мы на "Ниве" заедем к перевалу, там её оставим и на две-три ночи, зайдём в зимовьё. Затем вернёмся, переночуем и сходим в вершину реки Талой, уже пешком и будем ночевать "на земле".

  Пока ели блины, пока искренне благодарили, пока укладывали рюкзаки, время подошло к десяти часам утра. Мы уселись в машину, помахали руками хозяевам и тронулись. Проезжая по улице, Гена показывая большой участок со стадом коров и лошадей, прокомментировал:

  - Ректор политехнического завёл тут личное приусадебное хозяйство, собирается откармливать тут на покосах пятьдесят бычков на мясо. А местные возмущаются, что покосы все потравят до поры, но молчат, боятся протестовать.

  - Почему молчат-то? - спросил я.