всё.

Но Фобия уже устала от разговоров, и слегка двинула бедрами навстречу ему, и немедленно ощутила сквозь ткань реакцию, и запустила руки в жесткие волосы, притягивая голову Креста ближе к себе.

— Чертова девка, — пробормотал Соло, перехватил её запястья и принял командование на себя.

Фобия проснулась от неприятного жжения в правом запястье. Спросонья она потерлась рукой об подушку, пытаясь согнать кусачее насекомое, а потом вдруг поняла, что это такое.

Регистрационный номер.

Крест обещал сломать центральный сервер, но видимо, его починили. А, может, он не успел.

Она осторожно встала с узкой кровати, стараясь не потревожить спящего. По опыту Фобия знала, что он довольно чутко спит. Но то ли ночь выдалась насыщенной, то ли он начал чуть больше доверять Фобии, но на этот раз Крест не проснулся.

В лагере было две машины — та, на которой сюда приехала Нэна и раздолбанный джип, который где-то украли Антонио и Сения Кригг.

Ключи от автомобиля Нэны Фобия кинула в пустую кастрюлю, которая стояла на полевой кухне — найдут, но не сразу. А потом села в джип и взмолилась неизвестно кому о том, чтобы успеть уехать достаточно далеко. У Креста, конечно, было много разных качеств, но вряд ли он бегал со скоростью автомобиля.

Зашипела рация, и Оллмотт надиктовал координаты.

— Ты отпустишь меня потом? — спросила его Фобия.

— Не думаю, — сухо ответил Оллмотт и отключился.

А Фобия повернула ключ в замке зажигания.

План Оллмотта был прост и незатейлив: нужно было всего лишь попасть в плен определенной части противника, а потом, по сигналу метки на запястье, совершить выплеск, находясь в самом центре вражеского подразделения.

О том, как обращались с нхршерцы с пленными женщинами, Фобия старалась не думать. В конце концов, в этой жизни мало осталось того, что пугало её по-настоящему, а верный осьминог все еще был при ней.

Джип она запрятала в какой-то низинке, наскоро забросав ломкими весенними ветками, а сама отправилась дальше пешком, от всей души надеясь не заплутаться на одинаковых проселочных дорогах.

Фобия несколько месяцев не выходила из лагеря, и поразилась тому, как изменились окрестные поселения за это короткое время. Война смотрела на неё из разбитых окон и вспаханной тяжелой техникой земли, и воронок от взрывов. В своем лагере они укрылись за магическими щитами от всех этих ужасов, и услышав отрывистую речь с северным акцентом, Фобия перестала злиться на Оллмотта.

Он был всего-лишь Наместником в стране, которая боролась за свою свободу.

Нхршерцы обращались с военнопленными достаточно гуманно — спустя полгода скитаний по самым разным темницам Фобия могла говорить об этом со знанием дела. Темницы, это конечно, громко сказано — как правило, это были или ямы, или наскоро выкопанные землянки, или оккупированные дома, но чаще сараи. Её не насиловали, если и и били, то редко, и даже иногда кормили. К счастью, Оллмотт не позволял ей находится в неволе долго — как правило метка начинала жечь спустя половину суток после пленения.

От постоянной работы регистрационного знака запястье опухло. Родные солдаты, снабженные специальными амулетами, позволяющими им преодолевать выплески, легко побеждали блюющих врагов. Фобию мальчишки-срочники оберегали, как счастливый талисман. Она отсыпалась под их охраной, а потом её перекидывали к новому подразделению армии Нхршеры.

Становилось все севернее и севернее, и Фобия понимала, что они все ближе подходят к границам. Наверное, это было хорошо. Наверное, это значило, что война близится к завершению, но сил порадоваться не было.

Оказывается, это очень утомительно — быть патриоткой.

В ту ночь она заснула прямо на жесткой и теплой подстилке, брошенной на земляной пол. Фобия редко спала в плену, все-таки ничего приятного в этом статусе не было, но неделя выдалась на редкость тяжелой, и в этот раз её сытно накормили, и больше никого в сарае не было, а за стеной так чудесно, так успокаивающе пела файхоала.

Ей снились антилопы, перемазанные черной масляной краской, которые прямо всем табуном прыгали в открытые могилы, заполненные водой. А Фобия сидела на ветке дерева, жевала финики и бросала косточки на землю, отчего моментально вырастали раскидистые деревья, на каждой ветке которых было по файхоале, и все птицы пели в унисон, и звенели ржавыми крыльями, и солнечный день сменился сумраком подземелья, и затхлый воздух наполнил легкие.

— Цепь.

— А даже смешно, — тюремное привидение парило в воздухе в позе йога. Лохмотья и кандалы свисали вниз. — Я вот такая вся из себя свободная, а ты из себя вся такая в плену. Да, мне очень смешно, — и Цепь каркающе закашлялась.

— Откуда ты взялась? — Фобия села на своей подстилке, обхватив плечи руками. Вдруг стало зябко.

— Искала, — насупилась Цепь.

— Крест велел?

— Просил, — вскинулась призрак, — пусть он бабам своим велит, а я сподвижница.

— Смешно, — хмыкнула Фобия.

Цепь раздраженно влетела в неё и там застряла, вызывая волны омерзения и гадливости. Но Фобия не пошевелилась, сцепив зубы. Что еще за психологические атаки, в самом деле.

— Скажи ему, — процедила она, — что я выкупаю свою свободу в этой стране. Не могу же я вечно прятаться.

— Еще чего не хватало, — прошипела Цепь, — скажу, что нашла тебя в столице в постели Наместника. Правдоподобно?

— Весьма, — засмеялась Фобия. Из-за того, что в ней все еще торчала мертвая убийца, смех получился отрывистым.

— Ну сама подумай. Ты полгода мотаешься по войскам и нашим и вражеским. Кто поверит, что за это время тебя не перетрахала парочка дивизий?

— Отстань, — Фобия снова легла на подстилку, положила руки под голову, — если ты и правда думаешь, что ему это важно, то ты так ничего и не поняла, — запястье начинало покалывать, — просто скажи ему, что я должна сделать, что должна.

— Ты гниешь в каком-то сарае и еще диктуешь условия? — удивилась Цепь.

— Истинно так, — согласилась Фобия и выпустила осьминога на свободу. Жаль, выплеск не действовал на призраков, очень жаль.

Спустя еще пару недель всё было кончено. Фобия возвратилась в ленивую от жары столицу, где все так же люди гуляли по набережным, а мороженщики толкали свои лотки. За окнами тонированного автомобиля плыл свободный город, до которого так и не докатилась война.

Резиденция мало изменилась — все те же стены, все те же вобсы. Только в приемной Наместника сидела Сения Кригг и читала толстую книжку. Очки были сдвинуты на макушку, пучок рыжих волос поддерживал их.

— Детка, — обрадовалась старая