условиях, — деловито сообщаю я, хотя все внутри у меня ликует и безудержная радость вот-вот вырвется наружу в виде писка и восторженного подпрыгивания.

— Любой каприз, Конфетка моя, — с готовностью отвечает Кирилл и вопросительно поднимает бровь.

— Первое: мы все-таки во Флоренцию поедем — хочу посмотреть работы итальянских художников эпохи Возрождения, а второе: я НЕ буду домохозяйкой, даже не мечтай!

Кирилл невозмутимо достает колечко из коробочки, надевает мне на палец, целует руку и сообщает:

— Принимается!

Эпилог

Меня опять вызвали в школу. Ну что ты будешь делать с этим охламоном! Договаривались же с малым, что он будет вести себя прилично. И тут опять! Хотя, я его понимаю, у ребенка моего обостренное чувство справедливости, вот он и ввязывается в драки. А то, что уже год, как занимается дзюдо, позволяет ему знатно навалять своим противникам.

Приготовившись к неизбежному «обвинительному процессу», шагаю по коридору школы в кабинет директора. На этот раз позвонила преподавательница танцев. И вот вопрос: «Мой балбес уже и танцорам навалял? Интересно даже, за что?» Я ведь каждый раз выслушиваю его объяснения, и даже согласен в большинстве случаев, что дрался он «за дело». Но танцоры? Они же мирные и совсем не хулиганистые. Господи, дай мне сил вырастить этого оболтуса человеком!

Тяжко вздохнув, открываю дверь приемной и секретарша приглашает меня войти в кабинет директора школы. Картина не из приятных: мой сын стоит, виновато опустив голову, рядом красивая стройная женщина, видимо, преподаватель танцев, во главе стола сидит усатый директор.

— Ваш Денис — невоспитанный ребенок! — скупо кивнув на мое «здрасьте», начинает наезд женщина. — Вы, как отец, должны принять меры. Его поведение вызывает опасения. Его надо к психологу срочно!

— Не понял. Можно конкретизировать. В чем, собственно, проблема? — не врубаюсь я, оглядываясь и не находя в кабинете «жертв с синяками».

— Проблема в том, что ваш сын подглядывает за девочками. И это в шесть лет! У него, скорее всего, какие-то отклонения. Вот, взгляните, это просто возмутительно! — последняя ее фраза уже звенит высокими нотами, от чего я морщусь, но фокусирую взгляд на брошенном ею на стол пухлом блокноте.

Взглянув на директора и получив утвердительный кивок, беру блокнот и начинаю пролистывать. Мать моя, женщина! Какие красивые рисунки! Действительно, девочки. Стройные силуэты в танце, во время перерыва, сидящие на полу. На некоторых страницах только фрагменты тел, но в одежде и все прилично. Я ошалело перевожу взгляд на Дениску, тот съеживается, в ожидании моего гнева. Но я начинаю улыбаться, чем вызываю недоумение учительницы и директора.

— Вы понимаете, что ваш ребенок… — набрав воздуха, заводит свою обвинительную шарманку преподаватель танцев.

— Талантлив! — заканчиваю я ее фразу, от чего она столбенеет и поворачивается к директору за поддержкой. Тот теребит усы и молчит, а я, не дожидаясь ее очередного выпада, продолжаю. — Прошу прощения, Денис больше не будет подглядывать. Обещаю, я приму меры.

— И к психологу его надо обязательно, — чуть успокоившись, советует мне женщина, а я, буркнув нечто подобное на «до свидания», увожу своего мелкого из кабинета директора.

По коридору школы идем молча. Слышу, как сын сопит, но не оправдывается.

— Ну и как это понимать, а? Ты зачем маме каракули рисовал? — уже устроив ребенка в машине, сажусь за руль и спрашиваю, взглянув на него в зеркало заднего вида. — Она ведь думает, что ты даже огурец толком нарисовать не можешь.

— Не хочу я рисовать ее глупые огурцы, — напыжившись, как воробей на жердочке, отвечает сын.

— Ясно, — улыбаюсь я. — Но в школе за девочками больше не подглядывай, договорились?

— Договорились, — вздыхает он.

— Если хочешь рисовать людей, найдем тебе этих, как их… моделей… э-э-э… позеров…, ну ты понял.

— Понял, — уже заинтересованно смотрит он на меня. — А мама ругаться не будет?

— Мама, думаю, обрадуется, — оптимистично подмигиваю я и мы уезжаем в сторону маминой работы.

Когда, через несколько минут мама, то есть моя жена, то есть Катерина Рузанова, запрыгивает в машину и с ходу целует меня в щеку, я загадочно улыбаюсь и озорно спрашиваю:

— Ну что, Катерина Андреевна, заведующая отделением живописи и рисунка, не распознали вы талант молодого дарования?

Она вопросительно поднимает бровь, а я вручаю ей пухлый блокнот. Она начинает листать, а я выруливаю на проспект, который ведет нас в сторону Дубравушки.

— Это кто нарисовал? — удивленно спрашивает заслуженная учительница живописи и рисунка, кстати, в новой, очень популярной Школе Искусств, перелистывая блокнот и возвращаясь на первые страницы, дабы лучше рассмотреть понравившиеся ей наброски.

— Догадайся с трех раз, — подтруниваю я.

Она бросает взгляд на заднее сиденье, где наш золотисто-кучерявый сынуля делает вид, что он вообще не при делах, потом смотрит на меня, потом снова на сына.

— Денис?.. — настороженно спрашивает она.

— Видишь ли, Катюша, это молодое дарование напрочь отказывается рисовать твои глупые овощи и настаивает на рисовании людей. Так что придется вам нанимать этих, как их… э-э… позеров…

— Натурщиков, Рузанов! — упрекает она меня в невежестве. — Хотя, можно и позеров — разница не велика… Денёчек, это точно, ты нарисовал? — она снова начинает листать блокнот.

— Точно он, — подтверждаю я. — И был взят учительницей танцев с поличным, за что меня пропесочили сегодня в школе. Так что, думай, Катерина Андреевна, как поддержать наше молодое дарование, чтобы его не арестовывали за тягу к прекрасному.

— Это здорово!!! — совсем не проникнувшись трагизмом ситуации со школьными разборками, радостно восклицает она. — Слушай, Кир, а может зря ты ему скрипку подсовывал, а? Попробуй дать барабаны, — заговорщицки шепчет она, наклоняясь ко мне.

— А что? Это — идея, — хохотнув, кошусь я на нашего отпрыска. — Я даже не удивлюсь, если сбацает нам сразу что-нибудь в стиле хип-хоп.

— Кстати, про барабаны — ты купил подарок для Мишкиной Машки? Она что-то у тебя по секрету просила, помнишь?

— Конечно купил. Еле в багажник поместился.

— А что там? — заинтересованно оборачивается жена, чтобы, видимо, просканировать содержимое багажника.

— Автомобиль, конечно.

— Кир, какой автомобиль? Она же девочка, — упрекает Катя.

— Покажи мне хоть одну девочку, которая не любит автомобили, — парирую я и хитро улыбаюсь.

— О-о, да, ты, Котяра, у нас знатный