Litvek - онлайн библиотека >> Евгений Александрович Зиборов >> Военная проза и др. >> Работа

Работа

Они лежали в наспех отрытых окопчиках. Чахлые кустики, выгоревшие и изрубленные осколками, реденькой цепочкой спускались вниз, в широкую лощину, сплошь покрытую черными оспинами-воронками.

Над лощиной клубился сизый туман. Как сквозь мутное, плохо протёртое стекло на той стороне виднелись ракиты и крутой взлобок высотки. Дальше, у самого окаёма, висели столбы дыма.

Они лежали и смотрели вниз, и туда, где высились ракитки, и где частой скороговоркой постукивали пулемёты. Они лежали потому, что не решались покинуть своё укрытие: туман, затянувший лощину, был вовсе не туманом, а дымом бушевавшего несколько минут назад артиллерийского налета. Это после него лощина стала похожей на рябое лицо.

Они, конечно, знали, что сейчас или немного позже им все равно придётся очутиться там, среди черноты воронок и жёсткой опаленной травы. Но сейчас они не спешили - на тот свет торопиться не следует. Сейчас можно было спокойно свернуть по цигарке горького филичевого табака, лечь на спину и, глядя в бездонное небо, дымить, перекидываясь редкими фразами.

И все-таки они продолжали лежать, уткнувшись в землю, - так, как лежали во время артиллерийского налета, а глаза их, воспалённые от пыли и гари, все чаще возвращались к тонкой черной змейке, уползавшей вниз от окопчиков. Собственно, из-за неё они и оказались на этом пригорке. Змейка - телефонный кабель, соединявший артиллерийский дивизион с наблюдательными пунктами - был перерублен осколками где-то там, в лощине, среди клокастой рыжей травы.

Старший - беловолосый, с круглым девичьим лицом ефрейтор - искоса посмотрел на товарищей.

- Хватит глазеть, - сказал он высоким, подрагивающим голосом. - Не кино. Слышите?

Ближний сосед - худощавый боец с черными усиками, бабочкой прилепившимися над потрескавшимися губами, тотчас же откликнулся:

- Валяй. Сеня, командуй.

А третий, расстёгивая ещё одну пуговицу на вороте засаленной гимнастерки, просто спросил:

- Идти, что ли?

Третий знал: кому-то всё равно придется идти первому. И поскольку на войне игра в прятки ни к чему хорошему не приводит, он решил не томить себя - идти так идти. Однако то же самое решил и черноусый. Он молча подтянул аппарат и приподнялся.

Ефрейтор еще раз посмотрел на товарищей и усмехнулся. Ишь, мудрецы! Ни черта у вас, братцы, не выйдет. Первым пойдёт он, потому что имеет на это право командира.

- Быбин! Годунов! - сказал ефрейтор, - останетесь здесь. Ясно?

Двое одновременно вскинули выгоревшие брови и уставились на ефрейтора.

- А может, все разом? - солдат с усиками сел в окопе.

- Чудак ты, Годунов! Третий год воюешь, а ума не нажил, - ефрейтор даже поморщился, как от зубной боли. - Разом пойдем ежели - от одной мины все разом и накроемся. Понятно? Скажи ему, Быбин.

Быбин кивнул. Каска съехала на глаза, и он недовольно чертыхнулся.

- Тю, зараза! Тренчик осколком перебило. Теперь только выбросить.

- Он те, старшина-то, выбросит! - пробурчал ефрейтор, забирая у Годунова катушку с кабелем. - Дайте пассатижи!

Ефрейтор уже готов был выбраться на скат, чтобы ящерицей заскользить вниз, в дымную еще низину, но позади раздвинулись ветки кустарника, выглянуло потное, недовольное лицо, и кто-то яростным голосом ахнул:

- Так и думал! Загорают! Ипатов, ты что?!

«Что» прозвучало на такой ноте, что ефрейтор мгновенно побурел и машинально одёрнул пыльную гимнастерку, вытягиваясь, словно он не стоял на коленях в неудобном окопе, а находился в строю. Из кустов вылез низенький, с отчаянно синими глазами лейтенант - ровесник ефрейтора - и сел, рубанув кулаком по земле.

- Чухаетесь, а там орудие фрицы накрыли. Курортники! - Лейтенант срывал злость: четверть часа назад его самого разнес комбат за то, в чём лейтенант не был виноват. Кто бы предположил, что как раз в момент артиллерийской дуэли на батарею пожалует генерал? И разве предусмотришь, что связь с артнабами оборвётся как раз в это неподходящее время?

Выговорившись, лейтенант несколько остыл.

- Быбин, давай. Пошёл, пошёл рысью!

Быбин снял каску, с сожалением посмотрел на нее и отбросил в сторону. Ну её к шутам! Перекинув за спину катушку, он застегнул воротник и, не торопясь, пополз сквозь чахлую растительность вслед за чёрной змейкой кабеля. Остальные молча проводили его глазами.

Спустя несколько минут лейтенант сказал ефрейтору:

- Гады, прицельным бьют. Видишь?

Ефрейтор молчал. Он уже заметил, как вокруг Быбина, у самых его ног, возникают серые кустики пыли, взбитой пулями.

Лейтенант прищурился и вдруг подался вперед.

- Упал!

Вновь наступило томительное молчание. Сейчас уже было неважно: убит Быбин или ранен. Важнее становилось другое: кому идти по следам Быбина. Злость, еще кипевшая минуту назад в душе лейтенанта, окончательно исчезла. Глядя на Годунова и Ипатова, он морщился, не решаясь, кому приказать. Ефрейтор кашлянул и, моргая белыми ресницами, засуетился.

- Ну, вы того. Я пошел! - Он ловко вскочил, пригнулся и рванулся вниз.

Годунов машинально щипал черный ус и внимательно следил за исчезавшей и вновь появлявшейся фигурой ефрейтора. Вскоре она пропала из виду. Еще несколько мгновений смотрели лейтенант и Годунов в надежде, что вот-вот мелькнёт в отдалении согнутая знакомая фигура. Но неожиданно зазуммерил телефонный аппарат, лежавший в окопчике Годунова.

Солдат схватил трубку. Лицо его напряглось, потом он радостно закричал:

- Слышу, слышу, Сеня! Говори!

Он умолк, вслушиваясь в знакомый голос, пробивающийся сквозь шорохи и трески.

- Что он говорит? - нетерпеливо спросил лейтенант и сделал жест, требуя трубку аппарата.

- Ипатов говорит, что Быбин успел срастить один порыв. Потом его наповал разрывная положила. А он, ефрейтор то есть, еще один порыв срастил и идет дальше. Говорит, здорово кабель посекло, - Годунов опустил трубку.

- Сволочуги!

Лейтенант привстал, вглядываясь вдаль. И опять они замолчали, ожидая, что вновь зажужжит зуммер, и в трубке зазвучит голос Ипатова. Но прошло пять и ещё пять минут, а трубка молчала.

Лейтенант медленно вытер ладонью градины пота, бежавшие со лба. Что ж, ему всё понятно. Ипатов уже не заговорит. Он, как и Быбин, лежит где-то там, среди сухой клокастой травы, и лужицу его крови жадно пьёт истомлённая июльским зноем сухая земля.

Годунов вылез из своего окопа, молча придвинул аппарат к лейтенанту, потом, просыпая крошки табаку, свернул самокрутку и прикурил от «катюши». Сделав несколько затяжек, он протянул недокурок лейтенанту, встал и нырнул вниз, за чёрной змейкой. Двое погибли на его глазах. Что будет с третьим?

Лейтенант стиснул трубку, вслушиваясь в неясный шум, пощёлкивания мембран. Иногда ему казалось, что он