Litvek - онлайн библиотека >> Деметрий Скиф >> Самиздат, сетевая литература и др. >> Чёрный менестрель >> страница 59
стекленели в процессе речи Депупана, потряс головой и спросил:

— А сколько постоялый двор стоит в среднем?

— Господин капитан, — начал отвечать на вопрос командира гвардии Валинора Депупан, не замечая, что своим обращением к предводителю вольной роты он вызвал недовольство Снурии, — как я уже говорил, существует множество вопросов, без ответа на которые…

— Короче, — перебил своего подчинённого Голушко, прекрасно понимающий, что с того момента, как Куандука была в последний раз на том постоялом дворе ещё со своим отцом, прошло уже больше пяти лет, и многое могло измениться, а спрашивать Ребела — глупо.

— Не берём в расчёт самые дорогие и самые дешевые постоялые дворы. Из оставшегося берём самую большую и самую маленькую стоимость подобных заведений. Складываем их, полученную сумму делим на два, и получаем результат. Так сколько, Депупан?

— Пять тысяч золотых, — с видом человека, умывшего руки и ни за что не отвечающего, произнёс Депупан.

Никого не смутило, что стоимость среднего постоялого двора была завышена Депупаном раза в три, если не в четыре, ведь никто, кроме Депупана и Ребела, в цене на постоялые дворы не разбирался. Ребел с облечением выдохнул — тот трактир, который он отобрал у своей сводной сестры, попадал как раз под особый случай и стоил приблизительно в три раза больше суммы, которую озвучил бывший меняла.

— Так, голубчик, — сказала Снурия, вновь обратившись к Депупану, — берите пергамент, кисти, тушь, и пишите.

Дождавшись, когда бывший меняла приготовит письменные принадлежности, капитан тримарана начала диктовать:

— Я, Куандука, дочь… Как имя твоего отца, девочка? Продаю принадлежащий мне трактир… Как название постоялого двора, Ребел? Расположенный в городе Кирвис, своему сводному брату Ребелу… Депупан, вставь имя отца этого жлоба, за пять тысяч золотых…

— Какие пять! Эта старая развалина не стоит даже тысячи!.. — взмолился Ребел.

— Ты называешь развалиной трёхэтажный каменный трактир со своей пристанью, конюшней, ледником, расположенный в двух шагах от берегового форта, связанного стеной с городом… — взвизгнула Куадука.

— Тихо все! — рявкнула Снурия и, дождавшись тишины, как ни в чём не бывало продолжила, — пять тысяч золотых. Регистратором сделки является глава совета города Сунии, Снурия дочь Протингаса, что подтверждается большой городской печатью города Сунии и её собственноручной подписью. В соответствии с законом города Сунии с покупателя, вставь имя этого жлоба, Депупан, взимается пошлина в размере стоимости покупки. Записано пятьдесят второго дня месяца доброты года тысяча двести двадцать второго от войны магов.

Дождавшись, когда высохнет тушь на свитке, Снурия взяла купчую у Депупана, поставила на ней кистью непонятную закорючку, сняла с шеи медальон, вынула из него печать и приложила её к купчей рядом со своей подписью. Затем, помахав несколько раз свитком в воздухе, капитан тримарана протянула купчую Ребелу и сказала:

— Расписывайся, жлоб, либо полетишь с камнем на шее за борт.

Тяжело вздохнув, Ребел взял кисточку и начертал на пергаменте родовой знак. Отобрав у семикустника купчую и кисточку, Снурия повернулась к Куандуке и мягко произнесла:

— Теперь ты, девочка.

После того, как Куандука поставила свою подпись, Снурия отдала купчую Ребелу и, найдя в толпе сержанта Билко, скомандовала:

— Вычтите из доли господина мага десять тысяч золотых, отдайте ему оставшееся, и проводите прочь с моего корабля.

С видом настоящего служаки отрядный сержант уставился на Голушко, и только дождавшись его подтверждающего кивка, принялся выполнять приказ Снурии. Правда, под конец выдержка Билко всё-таки ему изменила, и он поторопил пинком господина мага, который опасался перепрыгивать с борта тримарана на поджидающий его ялик. Затем отрядный сержант выхватил свой меч, перерубил канат под одобрительные крики и, оттолкнув ялик ногой, произнёс:

— Вали отсюда, и учти, увижу ещё раз — убью.

Вместо эпилога

Вечером пятьдесят второго дня месяца доброты года тысяча двести двадцать третьего от войны магов председатель Совета директоров компании «Золото Валинора» Степан Григорьевич Голушко пил вино в одном из принадлежащих данной компании гостиных домов и вспоминал события прошедшего года. Много утекло воды, вина, пива и самогона (который стал фирменным напитком во всей сети гостиных домов, после того, как под руководством Голушко собрали первый в мире промышленный самогонный аппарат) с тех пор, как сгорела несчастная Тапия. Золотые, которые тапийские жрецы так любезно «подарили» Гвардии Валинора, сделали своё дело, и сейчас в распоряжении акционерного общества находился сорок один новопостроеный гостиный дом, каждый напоминал небольшой замок. В больших донжонах на трёх этажах располагались гостевые апартаменты: от самых дорогих на втором, до самых дешевых на четвёртом. Первые же этажи были заняты большими обеденными залами и кухнями, а в двухэтажных подвалах находились кладовки с разнообразными припасами и ледники. Впрочем, подобные гостиные дома, в отличие от настоящих замков, окружал не деревянный частокол, а добротные каменные стены, да и были эти строения раза в три больше — развалины Сунии давали много строительного материала.

— Как тебе наша штаб-квартира? — отсалютовав кубком, спросил Голушко у Снурии.

— Неплохо, только от реки далеко, — ответила капитан тримарана.

— Знаешь, я не хочу испытывать терпение тапийцев, — ответил Степан и, отпив из кубка, пояснил свою позицию:

— Они всерьёз решили отстроить свой сгоревший город, и мне совсем не интересно мозолить им глаза. К тому же, если бы ты не упиралась, мы могли бы неплохо заработать на продаже кирпича и камня…

— Кирпич и камень Сунии никогда не будут использованы для возрождения Тапии, — перебила Голушко Снурия.

— Да какое возрождение, — тоном человека, пытающегося объяснить очевидный факт уже в сотый раз, для проформы возразил Степан. — Они сейчас тратят последние деньги. И если мы не возьмем у них эти последние деньги, то их заберут другие. А Тапии не дадут возродиться соседи, вот Кирвис давно точит зубы на её земли. Да и… — тут Голушко снова отпил из своего кубка, — мы вырвали у Тапии её золотое жало, благодаря которому она существовала — банкиры бросили её и сбежали вместе со своими капиталами. Они ещё не поняли, что без опоры на собственный город деньги значат не так уж и много. Везде, куда бы они ни пришли, они чужие, и смотреть на них будут, как на дойную корову. Кто-то разорится, кто-то как-то устроится, кто-то даже сможет