В училище нас учили крав-мага, у меня, высокой и длиннорукой, хорошо получалось.
Дядька скулит на полу, хотя я его никуда не била.
- Выключу я воду в квартире. И супера вызову, - уже спокойнее обещаю я дядьке. - А жаловаться никуда не советую. У меня справка из дурки.
Вадька с Сомиком возвращаются с подозрительно-блестящими глазами, пряча что-то за спиной.
- Вот, - восклицает Сомик. - Мы хорошие. Мы любящие. Мы все помним! Сегодня годовщина свадьбы!
И достает из-за спины бутылку шампанского, а Вадька букет тюльпанов. Знают, что я роз не люблю.
Едим пельмени, запиваем шипучкой.
Вадька включает голограммер: "Мадам, разрешите вас на тур вальса".
Наша маленькая зала растекается до неимоверных пределов. Зыбко качаются в разноцветном тумане стены с яркими пятнами света на стенах. Уплыл вверх низкий потолок с облупившейся побелкой. У пола колышется пышная шелковая юбка, прохладный воздух холодит голую спину и плечи. Вадька, затянутый в военный мундир крепко обнимает меня за талию, сжимает руку в белой перчатке до локтя. Он хорошо танцует, я тоже. Делаем круг. И еще. И еще. У меня раскраснелись щеки. Похоже на выпускной вечер в училище.
- Спасибо, мадам! - Вадька с поклоном провожает меня до кухонной табуретки. - Чего ты плачешь, Горбушка? Что-то не так?
Какой длинный сегодня день. Но мне надо дождаться, когда мальчишки уснут. У меня есть еще одно важное дело. Я пыталась о нем забыть, но больше отступать некуда.
Сижу на подоконнике, положив подбородок на коленки. В темноте слабо фосфоресцирует зеленый маникюр. С нашего тридцатого этажа неплохой вид на город. Какой-то ненормальный водитель поворачивает флаер совсем близко от нашего окна. Я тоже ненормальная. Но только не люблю менять свои решения, тем более рядом нет никого, кто бы убедил меня в обратном.
Забираюсь на высокую кухонную табуретку. Крепко сжимаю кружку с горячим чаем. Храбро делаю большой глоток. Обжигаюсь Приступаю.
- Мальчики. Мне надо вам что-то сказать. Я беременна. И я от вас ухожу.
Сомик давится пивом. Безжалостно колочу его по спине.
- От кого?
Все-таки Вадька круглый идиот.
- От вас. Точнее не знаю.
- Это надо обмыть, - заявляет еще не пришедший в себя Сомик и достает из шкафчика над холодильником бутылку джина. - Девочка или мальчик?
- Погоди, - перебивает его Вадька, - я что-то не понял. Кто собирается уходить?
- Я собираюсь.
- Почему? Думаешь, мы втроем не сумеем вырастить эту девочку... или мальчика?
- Уверена. Не чувствуете, как нам тесно вместе?
Мальчишки переглядываются. Они еще не поняли, как задыхаемся мы от спертого воздуха из трех охрипших глоток, как сгибаемся еще ниже, подставляя друг другу больные спины, как тонем в утроенных воспоминаниях.
Мы смертельно устали от нелюбви и жалости, нежности и ненависти. Мы достигли той точки, с которой выбираться надо по одному. Иначе не получится. И кто-то должен быть первым.
- Я ухожу, мальчики. Мне не вытащить нас троих.
Сижу и представляю, как веду сына в зоопарк. Его маленькая ладонь нетерпеливо подрагивает в моей. Он улыбается неподражаемой Сомиковской улыбкой и в глазах его Вадькина решимость - подержать за хобот Африканского слона. Вагон подземки резко тормозит. Меня бросает вперед. Подхватываю округлившийся живот.
- Садитесь, пожалуйста, - уступает мне место девушка c ореховыми глазами в густых ресницах. Так похожая на Ленку... Закусываю губы. Изо всех сил пялюсь в экран кома. Перед глазами пляшут химические формулы. На сиденье напротив мальчик обнимает за плечи девочку. В глазах его плавится золотом первая любовь.
Кто виноват, что в моей жизни не случилось любви, что в ней случилась только "Надежда".
Я совсем недавно начала из нее выбираться.
Ленка была. Ленка осталась там. А я здесь. Я есть. Я хочу быть. Я буду. Я обязательно буду.