POV Китнисс

Дурак! Дурак! Дурак! Ну почему парни такие глупые?

Вот возьмём Гейла. Лучшего товарища и быть не может. Чтобы было бы, если в одиннадцать с половиной лет я его не встретила в лесу? Иду как-то зимой, холод жуткий, папина куртка не греет, свитера нет, кашляю третий день, мама даёт мне травки пить, но я чувствую: всё, скоро свалюсь и тогда мы точно, я, мама и Прим опять будем голодать. Безнадёга! Ветер такой сильный, что мёрзнет всё: ноги, руки, пальцы немеют, несмотря на перчатки, рваные они, других нет, денег то совсем мало: не научилась я еще охотиться, а смерть по моим пятам так и ходит, в затылок дышит:

— Слабая ты, скоро моей станешь.

А значит, Прим тоже умрёт. Страшно!

Вот как раз я Гейла и встретила, милях в двух от кордона. Гляжу, силки расставлены, я так ставить не умею, папа так не учил, на зайца. Его «снять» из лука очень трудно, «косой» быстрый, поэтому единственный способ — силки. Белки, как назло попрятались: холодно, ничего как назло у меня не ловится: попряталось всё зверье — а это значит мою смерть.

Стою, изучаю силки, учусь, как она сделаны, вдруг слышу за своей спиной голос, жутко пугаюсь:

— Это кто моего зайца хочет украсть? — парень стоит, одет бедно, но лучше моего, теплей, шапка с ушами, ботинки покрепче. Старше меня лет на пять (вообще то Гейл меня на два года старше, но всегда он старше выглядел).

— Я ничего не хочу красть, я смотрю, как силок сделан, меня так отец нее учил, — я его жутко боялась в этом момент, одна в лесу, тощая девочка, которую легко обидеть и из лука я еще плохо стреляла тогда.

Парень улыбнулся, говорит:

— Значит, тебе отец учил. И меня отец. Ты из «Шлака»?

— Да.

— Не бойся меня, я тебе не обижу, меня Гейл зовут.

— Китнисс.

— Кискисс, значит.

— Чего-чего? — я, ясно дело, удивилась.

— Кискисс, мне так больше нравиться, Ты на дикую кошку сейчас похожа: маленькая, замерзшая, но по глазам вижу: отчаянная ты, вон как глаза сверкают, без добычи домой не вернёшься, замерзнешь тут, но не вернешься.

— Не вернусь, — согласилась я, и кашлять стала. Заболела, похоже.

— Дружить давай, Кискисс. Я тебе помогу и научу тому, что умею, вон, как на зайца силки ставить, только, чур, учиться быстро. У меня мать и трое малышей на шее. Отец погиб.

— Мой папа тоже погиб.

Гейл на следующий день дал мне свитер брата Вика, брату одиннадцать, но мне подошёл. Теплее стало мне на охоте и болезнь отступила. А Гейл стал меня учить. А когда я силки научилась правильно ставить у меня с стрельбой из лука тоже дела на лад пошли: знаю, что пустая домой не приду, чего-нибудь, да попадется в силки, я знай хожу и учусь как стрелять. «Мазать» я и так умею, раньше из трех у меня двое всё равно убегали, лишь третьего получалось подстрелить, отсюда — голод. Вот я и учусь стрелять метко. Год училась. Через год Гейл говорит однажды:

— А ну-ка, Кискисс, видишь, вон ту утку.

— Так до нее больше ста шагов, промажу!

— А ты попробуй!

Ну, я попробовала, промазала, утка улетела, но я на принцип пошла, обидно, что Гейл смеется надо мной, стала пробовать. Раз, два, десять, пятнадцать…. А однажды я попала в белку в восьмидесяти шагов. Шкуру попортила, но попала. Одна, Гейла рядом не было.

Говорю потом, что «завалила» я белку издалека. Гейл не верит, говорит:

— Врешь ты, Кискисс, докажи.

А я от обиды почти плачу.

Ну и показала я ему, как научилась стрелять. Метко, шагов с 50 и дальше. Тут меткий глаз надо иметь.

Гейл как увидел, говорит серьезно:

— В яблочко. Зоркая ты, далеко пойдешь, Кискисс.

А я смеюсь. Гейл меня похвалил. Приятно, черт побери….

Но упрямство у Гейла это что-то совсем дурное. Как упрется рогом — всё, не достучишься, особо, как начнет Капитолий ругать и Голодные игры. Говорит запальчиво, с огоньком, а я смеюсь. Парни, им бы мир перевернуть. А что девчонки их чувствовать будут, когда их вздернут за подстрекательство к бунту на виселице, невдомёк. Мальчишки!!!

Вот и Пит. Ну зачем он за меня «вписался», городской, ему бы жить не тужить, а он в меня давно влюбился, дурачок. Он думает, я не подозреваю. Не замечаю, как он на меня в классе смотрел. Женился бы на дочке портного, отцу бы в пекарне помогал. А он на верную смерть пошёл. За меня. Разве не дурак???

А ну их обоих, что сумасшедшего Пита, что Гейла. Гейл думает, что я не в курсе, что он к Мадж «подкатывать» начал. Браконьер чертов. С дочкой мэра задружился.

Раньше он ее презирал, мол, белоручка, дурочка безголовая, богатая. А тут, гляжу, вежливо здоровается с Мадж, спрашивает, как ее мать. Сама Мадж его бояться перестала, раньше она его шугалась, а тут глазки косит. Нет, я Гейла не люблю, но мне обидно, шушукаются за моей спиной лучший друг и лучшая подруга, даже с мэром Андерси, отцом Мадж, Гейл стал чаще общаться, обсуждают чего-то там.

Не, я Гейла понимаю, под виселицей ходить (за нашу с ним охоту виселица грозит. Каждый день), когда четыре души на шее висят, очень опасно. Вон «уйдут» нашего «покровителя» Крея, главу миротворцев на пенсию и каюк тогда нам с Гейлом. Поймают и вздернут. А так с мэром дружить, ох, как полезно.

Вернее меня уже точно не вздернут. Зарежут на играх и точка. Трибуты от двенадцатого никогда не побеждают. Капитолий нас не любит. Гейл прав, я знаю, но против системы не попрёшь. Но есть одно, но — я Прим обещала победить! Дернул меня, дуру, утёнку обещать, домой живой вернуться, но как??? Так мне лук со стрелами и дадут, девчонка из нищего дистрикта, браконьер (!!!) Победителем станет? Капитолий такого не допустит ни за что. Наверное, меня у Рога изобилия первой и убьют. Но этот парень, Пит, который «с катушек слетел» из-за любви ко мне, со счетов сбрасывать его не надо. Сильный. Упрямый. Неглупый весьма. Чего там говорить, нравится мне он, никому не признаюсь, но нравиться.

Я это твердо решила, когда осенью на оленя пошла, Крей заказал, говорит:

— Принесешь, Китнисс, оленя, я его мясо в дистрикт 11 сплавлю, у меня уговор с главой местным, Тредом, редкая он мразь, Китнисс, но не дурак, оленина сейчас на вес золота идёт, сам озолотюсь и тебя, Китнисс не обижу, ты меня знаешь.

Я согласилась, но Гейл то в шахте, его Крей «отмазал» у директора шахты за хорошую сумму, что, мол, работает 6 дней, а на самом деле только три и четыре на