напевает над ухом назойливый «цыпленок», как будто в объяснение:

Не знаю, кто вырастил тебя. Но знаю и чувствую, что в тебе воскресла и выросла мистика жизни, мистика плоти, цветущей и тучной. Жизнь чередуется волнами. Три года войны, четыре — революции, хаос разрушения, кровавые духовные цветы. И вот возродилась цветущая плоть, от духа родилась плоть.

Откормленный телец — это символ урожая и больше того: это символ и залог раскормленного сытно младенца. Смешно сказать, но я чувствую, будто из этой груды мяса восходит какая-то буйная сила, стихийная и пьяная и заражает меня. И хочется петь и смеяться или протянуть руки и благословить дары земные: «Пошли, Боже, урожай на всякую живую скотину, двуногую и четвероногую!»

Свежие овощи. Картошка и репа, и лук. Тропические фрукты: — кабачки и помидоры. Поспели уже владимирские вишни и крыжовник. Ешь, объедайся, душа, до самой дизентерии.

На «Зацепе» мужицкий привоз. Полсотни возов выстроилось в ряд. Впрочем, ведь теперь это не мужики, а поднимай повыше: русские фермеры. У многих на возах собственные медные весы. Другие торгую по-старому, с мерки, но тоже не обрадуешься. Мерка в пять фунтов — полтора миллиона, дороже, чем с веса. Горы картошки, молодой и старой.

— Откуда столько? — спрашиваю полушутя фермера в овчине и лаптях, но с бритой бородой.

— Сами картошкой кормимся, — объясняет он довольно словоохотливо, — и вы пользовайтесь.

Ведь это результат новейшей «картофелизации» хозяйства в северной и средней полосе. Картофель, интенсивное хозяйство, в некотором роде продвижение.

* * *

Зачем же везут мужики, рыбаки, огородники все, что у них есть, в голодную и жадную Москву? И чем платит Москва за все это сало и зелень? Ужели только советскими бумажками по лимону и по десять лимонов? Рынок дает наглядный ответ и на этот вопрос.

Пойдем по рядам: Железо. Не старые обломки припрятанных запасов, а новое, сейчас со станка, из-под молота. Топоры и напильники, пилы и рубанки.

Косы и серпы, в английских и немецких клеймах.

Их привезли, говорят, контрабандой. Но что такое контрабанда? Ведь это портофранко^[1], на море и суше, прямое и кривое, и тайное, и явное. Скажите: портофранко, и все будет ясно. Торговля зачинается всегда с портофранко. Уже потом поступают налоги.

Луженые ведра, посуда. А вот, ей-Богу, примусы, не старые, а новые, штук двадцать. Приветствую тебя, примус, домашний бог «Нэпа», заместивший унылую «буржуйку» минувших голодных годов!

Кожа и ситец, сукно и плис и даже бархат. Готовая одежда и обувь. И такие же цыгане и мальчишки бегают и тут с разносными товарами и звонко выкликают:

Книги и картины. Маркс и Христос приколоты рядышком. Маркс в тугом венце волос, Христос — в терновом. Что ж, оба — евреи.

Краски сухие и тертые. Оливковое масло и олифа. И списки печатные с совершенно свободной орфографией: Билила свенцовая.

— Это я по-советски писал, — с некоторой гордостью сообщает молодой продавец. — Совсем-таки без ятей.

Он в черных очках, и лицо его в черном пуху, и нос у него жесткий и плоский, совсем, как у утенка.

Жевель, живел (жавелевая кислота); даже жжвл без всяких гласных букв — по ветхому завету.

Квосы, квасцы. У каждого особая метода. А в самом конце, как подпись, стоит: Нашатир.

— А это какая орфография?

— Извините, это моя фамилия, — объясняет продавец: — Аарон Нашатир.

Бывают же такие совпадения. Ведь это не хуже, чем три знаменитые вывески бобруйских ювелиров, висевшие рядом на улице: Топаз, Диамант и Сапфир.

Хрипят граммофоны таким сифилитическим голосом, как девка на бульваре. Колотит колодкой сапожник, прилаживая свежую заплату прямо на ноге. Цирюльник на воздухе бреет клиента, совсем как в Тифлисе и размазывает черным пальцем мыло по крутому подбородку. У клиента на затылке татарская ермолка, по новой русской моде, и бритые губы, как у янки.

Зачем, кстати, бреются? Славянская мочалка мешает, как следует ворочать челюстями? Или как?..

* * *

Ночью на бульварное кольцо выходит погулять эта азиатская московская Америка. Тысячи и тысячи, больше, чем было и в прежнее время.

Без надзора полиции, сама по себе, на свободе гуляет трудовая Москва. Перестала Россия ходить под надзором полиции. Перемешаны все бывшие классы, перепутаны сословия. Было да сплыло. В новую эмульсию стерты живые элементы России, высшие и низшие, мужчины и женщины.

Как много молодых. Москва помолодела. Россия помолодела. Сколько молодых перебили, а вот народилось опять не менее того. Необузданно смелые лица, зоркие глаза, квадратные, решительные челюсти.

А человеческий поток течет безостановочно. По бесконечному кругу проходит вперед сквозь тень и сумрак.

1922

Примечания

1

портофранко (итал.) — свободный порт — беспошлинный ввоз и вывоз иностранных товаров.

(обратно)