кусочек сахару, пальцами разломил его пополам — одну половину Смирнову, другую себе — и только к губам приложил.

«Ах, черт, — промелькнуло в голове у Синегуба, — они ведь вприкуску пьют, не привыкли внакладку. А я, черт, бухнул два куска в свою чашку! И глупо! Глупо! Надо мне отучаться».

Он смотрел, как пьют чай Алексеев, Смирнов и Александров: двое — из блюдечка, Александров — чуть прихлебывая из чашки. Но все трое — едва касаясь губами надломленного кусочка сахару. Синегуб старался пить как они, даже налил чай в блюдечко — показалось вкусно.

— Хлеба, хлеба берите, пожалуйста, хлеба! — говорил он, сам для примера вытягивая из хлебницы кусок хлеба себе. — Очень хорошо, что пришли ко мне. Что же мне для начала дать вам читать? Нет, Михайловского вам пока рано. Хотя вы говорите — даже Лассаля, даже Милля читали. Но рано, рано. Впрочем, я уже знаю, что дать вам. Для начала… Да… вот вы, например, Алексеев, не читали еще Шатриана «Историю одного французского крестьянина»? Нет? Превосходно. А вам, Смирнов, я дам очень полезную книжицу — «Вольный атаман Степан Тимофеевич»… Хм… Что же мне вам дать? — спросил он, глядя на Александрова. — Что-нибудь подберу.

Хотел найти Чернышевского — не нашел. Не иначе как Лариса с собой унесла. Дал книги гостям — для каждого нашел подходящую, посоветовал, когда прочтут, обменяться друг с другом. Условились, что послезавтра часам к десяти вечера все трое придут заниматься.

На другой день, только пришел с Лиговки от каменщиков, явились трое. Лариса была дома. Был еще Дмитрий Рогачев — студент, поступивший простым рабочим на Путиловский завод, свой. Рогачев нередко приходил к Синегубам, оставался обедать и ночевать. Сейчас они с Ларисой разговаривали за перегородкой, а Синегуб вынул «Родное слово», тетрадки и карандаши и пригласил учеников к столу.

Часа полтора занимался с ними — заставлял читать вслух, поправлял ударения, потом каждому задал самостоятельно написать по полстранички. Пока трое за столом писали, прошел за перегородку к жене и Дмитрию Рогачеву, шепотом поговорили там о делах. У Ларисы болела голова: очень устала сегодня. Разговаривала полулежа на узкой железной кровати. Когда Синегуб вернулся к ученикам, трое еще писали. Алексеев спросил, будут ли они заниматься по «еометрии» и по «еографии». Синегуб поправил его:

— Надо говорить «геометрия» и «география». Гео по-гречески значит земля. Гео-графия — наука о земле, точнее, описание земли. Гео-метрия — значит измерение земли, паука, так сказать, о пространстве. Ну-с, изучать геометрию вам, дорогие друзья, рановато. Трудно вам будет понять геометрию. А географию — дело другое. Это можно. Я даже сказал бы, это нужно, необходимо. Географией мы с вами займемся.

И тотчас потянулся к глобусу, стоявшему на комоде. Снял его и начал:

— Знаете ли вы, что земля наша — шар? Она круглая. И вращается вокруг своей собственной оси. Каждые двадцать четыре часа делает полный оборот.

— Это мы знаем, — кивнул Иван Смирнов. — Вот только нам не очень понятно, как это люди, что на той стороне земли живут, не падают…

Сергей Силыч объяснил. Объяснять было ему интересно, он увлекался. Чуть сутулясь и поправляя очки на носу, расхаживал по комнате. Но самому ему было едва ли не труднее, чем уставшим после долгого рабочего дня ученикам. Хотелось прилечь, уснуть.

Нет, совершенно немыслимо вести занятия с торнтоновцами! Ведь за сегодняшний день это пятый урок. А на четвертый ушло по крайней мере четыре с половиной часа: на Лиговку и обратно пешком. Там занимался в подвале большого дома, где поселились каменщики… Невозможно.

Еще через два урока не выдержал, сказал:

— Господа, вы извините меня. Я совершенно не в состоянии продолжать с вами занятия. Хотя, право же, мне очень и очень приятно заниматься с вами. По вот, к примеру, я только что возвратился домой с другого урока. И так каждый день. Сегодня еще я с вами займусь. Но со следующего урока вы будете продолжать не со мной. Я уже договорился со своим другом Верой Карповой, курсисткой… Очень хороший человек. Сейчас рядом с моей квартирой сдается еще одна. Карпова завтра переезжает в нее. Специально, чтоб заниматься с вами… Ну и, разумеется, не только с вами. Она вполне тех же мыслей, что я… Совершенно тех же. Хочет быть ближе к фабричным людям… Так что следующий раз вы зайдете ко мне, и я познакомлю вас с ней. Но прежде чем мы начнем наш последний урок, я дам вам одну книжечку, весьма интересную. Но прочтении вы мне вернете ее. Называется книжечка «Хитрая механика». Вот, пожалуйста, Смирнов, хотя бы вам первому…

На другой день к вечеру Смирнов вернул Синегубу «Хитрую механику».

— Больно мала книжечка эта, Сергей Силыч. Мы с Алексеевым ее враз прочли. Вместе читали.

— Да? Ну что ж, дам вам другую. Я убегаю сейчас, меня ждут. Лариса, — крикнул он в другую комнату, — ты подбери Смирнову книжку для чтения.

И вышел из комнаты, оставив Смирнова в комнате одного. За перегородкой слышались голоса — Ларисы и Дмитрия Рогачева; оба были увлечены разговором. Лариса только и откликнулась на мужнину просьбу коротким «сейчас».

Смирнов, переминаясь с ноги на ногу, ждал, пока выйдет к нему жена Синегуба, и слышал, о чем она говорила с Рогачевым.

— Но Соня Перовская еще никогда не жила по чужому паспорту, — говорила Лариса. — Поймите, генеральская дочь начинает служить народу!

— Паспорт вполне надежный, на имя Веры Павловны Карповой. Напрасно вы беспокоитесь.

— Ей надо привыкнуть к тому, что теперь она Карпова и что зовут ее Вера…

— Привыкнет, уверяю вас.

— Погодите, Дмитрий, ведь меня там ждет человек…

И вышла к Смирнову.

— Здравствуйте. Извините, пожалуйста, я задержала вас. Сейчас дам вам книгу, — и протянула ему томик Некрасова. — Не читали еще? Почитайте; очень хороший современный поэт. У вас когда урок? Послезавтра? Ну, вот тогда и принесете. Синегуб вам другую книгу даст.

Смирнов поблагодарил и ушел с некрасовским томиком в кармане. А еще через день Синегуб знакомил Алексеева, Смирнова и Александрова с повой учительницей.

— Это мой друг и единомышленник Вера Павловна Карпова. Вера, познакомься с твоими учениками.

Карпова очень серьезно, даже строго, как показалось Алексееву, оглядела всех троих, по-мужски протянула каждому руку.

«Девочка», — подумалось Алексееву.

Ее недлинная русая коса перекинута через плечо. Глаза смотрят не по возрасту сурово.

— Я рада, — тихо произнесла она. — Сейчас пойдем ко мне заниматься.

— Читают они все лучше, чем пишут, — предупредил ее Синегуб. — Но и в чтении иногда допускают ошибки. Ребята настойчивые, и тебе с ними не будет