распахнутую дверь ворвалась в избу новая волна жгучего мороза…

Викта Высоцкая не теряла надежды, что ее муж со дня на день вернется с войны.

Если и закрадывались порой сомнения, она никому этого не показывала. И уж, упаси Господь, своим детям, которые, и дня не проходило, чтоб не вспомнили отца. Вон соседи, Беганьский с Даниловичем, тоже были на войне, и вернулись, так почему же именно ее Стефан не должен вернуться? А может, бедолагу где-то в неволе держат? У немцев или даже у русских? Разве не рассказывал Данилович, как его советские в плену держали до того, как вернулся он в Червонный Яр? Вот и Стефан вернется. Должен вернуться, как же она без него управится со своими басурманами? Да и хозяйство на ее бабской шее. Повезло еще, что удалось этих Долин из Ворволинецкой Колонии на квартиру взять. Долина по хозяйству поможет, а с женой его они вечерами о жизни поговорят, поплачут, все как-то вместе полегче. Успела уже привыкнуть Высоцкая к тому, что время от времени, в разную пору дня и ночи налетала к ней с досмотром ворволинецкая милиция. Спрашивали, не вернулся ли муж, заглядывали во все углы. И почти всегда забирали с собой Долину в тлустовское отделение на допрос. Тогда они обе с Тосей Долиной плакали. И ждали. Долина чаще всего через день — другой возвращался, а ее Стефана все нет, как нет.

В ту ночь Викта Высоцкая спала чутко — со дня на день должна была отелиться корова, яловка. Долина уже вторую ночь проводил в стойле, следил, чтоб с животиной какой беды не приключилось. А потому, когда услыхала Викта стук в окно, две мысли вспыхнули, как молнии: Стефан вернулся! Яловка отелилась! Выскочила из-под перины, подышала на расписанное морозными цветами окно. Кто-то стучал в дверь.

— Открывайте, Высоцкая! Это я, Тарас Гробельный, узнаете? Открывайте, не бойтесь, мы к вам с милицией. Дело у нас…

Она понимала и говорила по-украински. Сомнений не было: это Тарас, кстати, крестный ее младшего, Петруся, приятель Стефана с детства. «Поди, опять за беднягой Долиной пришли», — подумала она.

— Что ж так в ночи-то? Сейчас, сейчас открываю, открываю…

Сунула босые ноги в резиновые сапоги, набросила на плечи старую шубейку. В дверях другой комнаты стояла Тоська Долина.

— Что? Уже телится?

— Нет, это милиция… Видно, снова за твоим пришли.

— Иисус, Мария, когда же это все кончится!

Высоцкая открыла двери. На пороге появился Ян Долина с поднятыми руками, два русских солдата с винтовками, Тарас Гробельный и какой-то чужой мужчина в куртке с кобурой огромного револьвера у пояса. Вошли в избу. Незнакомец чиркнул спичкой, нашел и зажег лампу. Молча, по его знаку, солдаты разбрелись по дому. Долина продолжал стоять у стены с поднятыми руками.

Викта смотрела на Тараса, как бы ища у него какого-то объяснения, но тот явно избегал ее взгляда. Привели Долинку с детьми; старший, Сташек, нес в руке зажженную свечку, четырехлетний Тадек тер кулачками заспанные глаза, держась за юбку мамы.

— Вы Долина? — спросил гражданский с револьвером. — Ян Янович? Опустите руки… Поселенец?

— Да.

— Легионер?

— Я в легионах не был. Годами не вышел…

— А на войне?

— Не успел… Мобилизационную повестку, правда, получил.

— Ну да, быстро же эта ваша панская Польша рухнула… Оружие есть?

— Нет.

— Сдайте добровольно, если мы найдем, хуже будет!

— Нет у меня оружия, столько раз уже все здесь обыскивали…

— А мы найдем! — У гражданского было широкое монгольское лицо, резкий хриповатый голос. Лицо кривилось в противной гримасе.

— Которая тут Антонина Долина?

— Это я, — несмело отозвалась Долинка.

— Леоновна?

— Не понимаю.

— Мама, пан спрашивает, чья ты дочь? Как деда звали, — объяснял матери Сташек, потому как Долина слабо понимала по-украински, а уж тем более, по-русски.

— Да, да. Леона дочка, в девичестве Каплита.

— Которые дети ваши?

Долина показал на Сташека и Тадека.

— А теперь, гражданин Долина, сообщаю вам, что постановлением советской власти вы и вся ваша семья будете переселены в другой район Советского Союза. Переселение начнется немедленно. И бесповоротно! У вас есть полчаса на сборы, потом поедем на станцию. С собой можно забрать по мешку багажа на человека…

— Что он говорит, Сташек, что он говорит? — Лихорадочно допытывалась Долина.

— Он говорит, что надо собираться, потому что нас сейчас куда-то увезут.

— Господи, Боже мой! Увезут? Куда… — она вдруг уловила слово «станция» и поняла его по-своему. — Господин хороший, да зачем же нам другой постой? Мы уж тут, у пани Высоцкой, коль нас не выгонит, зиму-то эту перебьемся.

— Мама! Он не про постой говорил, а про железнодорожную станцию. Поездом поедем!

— Господи Всемогущий! Матерь Божья Борковска…

— Ничего не поделаешь, пойдем, Тося, надо собраться. Одень детей потеплее, мороз на дворе страшенный.

Мужчина в гражданском обратился к Высоцкой:

— А вы Высоцкая?

— Высоцка.

— Виктория Петровна?

— Да, дочь Петра…

— Муж, Стефан Юзефович Высоцкий?

— Да.

— А где он теперь?

— Если бы я знала! С войны еще не вернулся.

— А не прячешь ли ты его где-нибудь под теплой перинкой?

— Одна я одинешенька с детишками. Долины подтвердить могут. И кум… И кум Тарас тоже ведь все знает про моего-то.

— Кум, говорите? — Мужчина в гражданском не без насмешливой подозрительности покосился на Тараса, который, отводя глаза от Викты, усердно поправлял на рукаве красную милицейскую повязку.

— Кум не кум… — продолжил гражданский. — Ваши дети — Ежи, Эмиль и Петр?

Высоцкая по очереди указала на мальчиков.

— Ну, ладно… Значит так, гражданка Высоцкая, вы тоже со всей семьей решением советской власти будете переселены в другой район СССР. Собирайтесь вместе с жильцами. И быстро, у вас на все полчаса.

Викта рухнула перед ним на колени.

— Пан товарищ начальник, смилуйся над нами, сиротами! Сжальтесь! За что? Куда? Муж с войны не вернулся. Жду его денно и нощно, все глаза проглядела, отца детям, сиротам ожидаючи… Да где ж он нас потом отыщет? Пан начальник, пан начальник… — ползла к нему на коленях, пыталась обнять ноги. Один из солдат оттеснил ее прикладом ружья.

— Успокойтесь, женщина! Успокойтесь! Советская власть так постановила, и надо выполнять. Никто это решение отменить не может.

— Пан начальник, мужа нет, как он нас найдет?

— Найдет, найдет! Мы ему поможем, как только он здесь объявится.

— Тарас! Кум! — Высоцкая, не поднимаясь с колен, повернулась к Тарасу и с мольбой протянула к нему руки. — Спасай нас, кум, заступись за нас, скажи доброе слово, сделай