надо оставаться вежливым!"), недавняя легкая небритость превратилась в намек на импозантную бородку.

— Да, это я… Да, я понял, кто это… Ну что вы от меня хотите, я просто хирург… Да, делаем всё возможное… Нет, гарантировать я вам по-прежнему ничего не могу… Да, и невозможное тоже делаем…Нет, ещё рано судить… Подождите хотя бы, пока снимут швы…

смена кадра

Темный коридор. Закрытая дверь кабинета. У двери со стороны коридора тот же Врач (бородка его успела основательно отрасти — аккуратненькая такая, ухоженная) возится с ключами, запирая дверь, говорит немного раздраженно, поглядывая в камеру через плечо:

— А чего вы от меня-то хотели?.. Я хирург, а не господь бог! Мы и так сделали всё возможное, да и невозможное тоже сделали… Её же пришлось собирать буквально по кускам …

Пожимает плечами, добавляет с усилившимся раздражением:

— Обратитесь к пластическим реконструкторам. Но я бы на вашем месте не торопился, дождался окончательного выздоровления. Организм молодой, ткани мягкие, это в нашем возрасте, знаете ли, а у неё… Я бы доверился природе.

смена кадра

Камера движется вдоль серо-зелёной стены, потом в открывшиеся двери. В кабинете движение не останавливается, его продолжает встающая навстречу полная женщина-врач, она глядит чуть выше камеры, качает головой:

— Сожалею, но Виталий Павлович просил передать, что не видит смысла продолжать процедуры, за последнее время улучшений не зафиксировано, так что ничем больше не можем вам…

Камера, продолжая движение, делает разворот к дверям, двери раскрываются, накладкой — другие раскрывающиеся двери, другой кабинет.

Старик за столом (высокий, худой, нескладный), всё время смущённо хмыкает:

— Сожалею, что вы… хм… проделали такой… хм… путь…

Пока он говорит, камера делает быстрый объезд кабинета, на секунду задерживается на девочке у окна.

Девочке года три, на ней оранжево-голубой комбинезончик. Она смотрит в окно, виден лишь затылок с коротким ёжиком светлых волос. Окно выходит на Дворцовую площадь, вид немного сверху, этажа с четвёртого. На площади митинг. Транспаранты, толпа, конный наряд. Камера меняет фокус, теперь резко видно стекло, мутно — панораму. По стеклу бегут крупные капли, на улице дождь.

смена кадра

На улице дождь. Капли бегут по стеклу.

Молодой женский голос говорит на излишне правильном русском:

— Мы были бы рады, но правила установлены не нами, процедура экспериментальная и доступна лишь совершеннолетним добровольцам, нам не нужны неприятности с ювеналами…

Камера меняет фокус. За окном (первый этаж) — улочка маленького европейского городка, угол ажурной решётки, старый фонарь, лепнина на стенах.

Камера отъезжает.

Девочка по-прежнему смотрит в окно, волосы отросли, закрывают уши. Камера делает объезд кабинета, направляясь к дверям. Цепляет Конти и молоденькую, очень серьёзную девушку за столом. Девушка продолжает говорить, но камера уже в очередном коридоре.

Движение нарастает. В холле какие-то люди, почти все они оборачиваются.

И смотрят.

смена кадра

Новый кабинет.

Девочка (со спины) сидит на высоком белом стуле с ажурной спинкой, её ноги в белых колготках и светло-голубых ботинках не достают до пола. Рядом с ней — маленький юркий человечек в белом халате и с гривой таких же белых волос. Он вертит сухонькими ручками её голову, мнёт, поворачивает, приподнимает, щупает. Ему не приходится наклоняться. Поднимает взгляд, пожимает плечами:

— Боюсь, что не могу вам ничем…

(Всё это — очень быстро, камера только успела объехать их с девочкой и вновь устремилась к дверям, окончания слов уже не слышно).

Вновь коридор, движение убыстряется, лица встречных.

Лица — другие.

Выражение на них — то же самое…

Новые двери.

Профессор с бородкой разглядывает чёрные пластинки рентгеновских снимков, складывает их в стопочку, кладёт на стол. Говорит по-немецки, коротко и отрицательно. Пожимает плечами. Лицо у него отстранённо-скучающее.

Новые двери, новый кабинет. Конти сидит на стуле.

Толстый китаец неопределённого возраста пожимает плечами:

— Я врач, а не Господь Бог…

Камера устремляется к двери, но оборачивается на смех и голоса, донесшиеся из открытого окна. Шум прибоя. У окна, забравшись на стул с ногами, девочка лет четырёх. Девочка смотрит в окно, отросшие волосы собраны в хвостик с большим белым бантом. За окном — пляж, море, солнце. Несколько загорелых молодых людей играют в мяч. Шум прибоя и смех становятся тише.

Голос китайца:

— … именно ко мне?.. В Питере есть пара неплохих клиник, я уже не говорю про Новосибирский Центр, почему бы вам…

Камера возвращается в кабинет. На лице Конти — жёсткая невесёлая улыбка, китаец понимает её без слов:

— О-о… А что вы скажете о Лос-Анджелесе?.. О-о… хм-м… или Южная Словения?.. Иртрича не зря называют Творцом Красоты…

Конти продолжает улыбаться, лицо у него закаменевшее, неживое. Китаец меняет тон, теперь он серьёзен и уважителен:

— Даже так… Тогда… — замолкает на минуту, жуёт губы. Добавляет после паузы, задумчиво:

— Тогда вы правы…

Шум прибоя усиливается, заглушая его слова, камера вновь переходит на окно, приближается, отъезжает. Теперь это окно веранды. Стол с остатками завтрака — кофейник, чашки, тыквенные семечки в плоской вазе, тонкие бутербродики. У стола — три стула, на двух, друг напротив друга, — Конти и китаец. Конти уже без пиджака, галстук сбит, причёска растрёпана. Он курит, в пепельнице (на секунду — её крупным планом) — горка окурков.

Третий стул отодвинут от стола к боковому окну. На нём, коленками на сиденье, стоит девочка, положив локти на подоконник и глядя в окно. Шум прибоя (смеха и голосов с пляжа больше не слышно).

Китаец говорит, и шум волн время от времени перекрывает его слова:

— …уяснить, чего вы хотите? Хотите ли вы, чтобы она выиграла конкурс на мисс Вселенную, или же чтобы просто была счастлива? В первом случае — я могу лишь повторить всё то, что вам уже…

(Шум прибоя)

— …что такое красота? Нет абсолютных эталонов. То, что казалось прекрасным вчера, завтра может вызвать лишь…

(Шум прибоя).

Камера уходит с веранды. Скользит по пляжу, мимо рекламного плаката фирменной джинсы: "Ты — это то, что ты носишь!", голос китайца:

— …Мы — это то, что мы носим, будь то одежда или тело. И, главное, — как носим. Изысканное костюм можно носить так, что он покажется грязной тряпкой. И можно выглядеть принцем в застиранных джинсах…

Всё время разговора камера движется по пляжу, потом по воде, на солнце. Солнце становится менее ярким, отступает,