самовар свой забыл! Ленка сдернула выцветшее покрывало… Перед ней был скафандр. Обычный скафандр из стойкого серебристо-зеленого материала, с пультом управления, множеством изящных строчек и конечно со шлемом, матово-золотым, как слиток на дне ручья. Вот, значит, как, а она-то думала — самовар. Девочка рассеянно потрогала шлем, он был горячий и ужасно настоящий. Тогда Ленка набросила покрывало обратно, сняла с руки плетеный из травы браслетик, положила на матрац и вышла, позабыв сумку. Купаться не хотелось.
— Ну что? — ухмыляясь, спросило море.
— Ничего! — отмахнулась Ленка, — Отстань!
— Иди, освежись…
— Не поможет…
Ночь стояла лунная, светлая и пустынная. Ленка торопливо пробиралась через назойливые кусты ежевики, боялась не успеть. Она приняла решение только теперь, и спешила, как всякий, кто хорошо знает, чего хочет. Палатки не было. На ее месте лежала сумка с чистыми кастрюлями, ветка цветущего шиповника и кусочек сосновой коры. Девочка поднесла кору к лунному свету — на ней, как на бабушкином образке, оказался портрет. Вырезанная ножиком Ленка: курносая, большеглазая, с сердито поджатыми губками. Сердце подпрыгнуло и замерло в горле. Зажав драгоценность в руке, девочка бросилась к самому высокому откосу, с которого прыгали лихие парашютисты. Море встретило Ленку молчанием. Должно быть, сердилось, а может, просто спало. Оно медленно поворачивалось во сне и причмокивало черными губами. Над ним тоненькой индийской шалью распахнулось небо, щедро усыпанное сапфирами звезд. Ленка села на самый край земли высоко-высоко над берегом, словно чайка, уверенная в полете, словно одинокое облако, глядящее свысока, словно звезда, сияющая в головокружительной дали. Она долго смотрела на звезды, потом — на портрет, потом — на море, и ей казалось, что летит она на шаре, а шар лопнул, и с самого бочку у него свистит. Вот-вот на землю опустится, но пока парит… Вдруг на берегу загорелся сигнальный фонарь, и Ленка увидела его. Мальчик, нет — юноша — сидел на корточках у самой воды. Перед ним, окунув хвост в воду, устроился огромный белый пес с лобастой головой и длинной шерстью. Юноша что-то говорил собаке, гладил ее и даже, пожалуй, смеялся. Ленка показалось, что собака отвечает юноше, но за шумом прибоя ничего нельзя было разобрать. Собака то сидела смирно, то прыгала в воду, взрывая набегавшую волну, то, положив лапы юноше на плечи, целовала его в заросшую физиономию. А он говорил и говорил, его губы двигались, руки летали, разбрасывая по берегу накопленные тайны. Но вот диалог погас, пес взял в зубы сигнальный фонарь, юноша — полный рюкзак, в котором наверняка лежали скафандр и палатка, и друзья пошли по кромке воды к востоку. Ленке ужасно хотелось крикнуть, но она понимала, что все испортит, поэтому только сердито шмыгнула носом. Когда юноша и собака слились с прибрежными камнями, по небу чиркнули спичкой, и предательская слеза августовской звездой скользнула по Ленкиной щеке. Кто теперь мог определенно сказать: звезда это или космический корабль? Ленка знала — кто!
Чуть свет она дожидалась Никанора Степаныча у дверей библиотеки. — Пришла, кумушка?! Что ж, идем… Он погремел ключами, открывая свое молчаливое царство. — Входи-входи. Уговор есть уговор, заслужила! — красная книга с золотым корешком легла перед девочкой. Но Ленка даже не взглянула на нее. — Никанор Степаныч, я вас умоляю — расскажите о нем! Он — кто? Пожалуйста, я умру, если не узнаю! — Алена! Мы же договорились… Книга для взрослых, и ты ничего не спрашиваешь! — Мне не нужна книга! Совсем не нужна! Расскажите, пожалуйста!!! — Вот как?! Значит, не нужна?! — Никанор Степанович поправил очки, строго посмотрел на Ленку, убрал вожделенную красную книгу и исчез среди высоких полок. Он долго ворчал и стучал этажеркой, но когда вернулся, было заметно, что глаза его радуются. — Ну, учти, Аленка! До следующего лета взрослых книжек тебе не видать! Держи вот, — он аккуратно положил на стол синий потрепанный томик, — Тут все о твоем приятеле написано. Да и эту все-таки тоже прочти… — перед Ленкой появилась знакомая белая книга с астероидами и звездочками. — Антуан де Сент-Экзюпери, — прочитала Ленка. — Спасибо, Никанор Степаныч! Спасибо! — она прижала сокровища к груди и выбежала в лето.
Ночь стояла лунная, светлая и пустынная. Ленка торопливо пробиралась через назойливые кусты ежевики, боялась не успеть. Она приняла решение только теперь, и спешила, как всякий, кто хорошо знает, чего хочет. Палатки не было. На ее месте лежала сумка с чистыми кастрюлями, ветка цветущего шиповника и кусочек сосновой коры. Девочка поднесла кору к лунному свету — на ней, как на бабушкином образке, оказался портрет. Вырезанная ножиком Ленка: курносая, большеглазая, с сердито поджатыми губками. Сердце подпрыгнуло и замерло в горле. Зажав драгоценность в руке, девочка бросилась к самому высокому откосу, с которого прыгали лихие парашютисты. Море встретило Ленку молчанием. Должно быть, сердилось, а может, просто спало. Оно медленно поворачивалось во сне и причмокивало черными губами. Над ним тоненькой индийской шалью распахнулось небо, щедро усыпанное сапфирами звезд. Ленка села на самый край земли высоко-высоко над берегом, словно чайка, уверенная в полете, словно одинокое облако, глядящее свысока, словно звезда, сияющая в головокружительной дали. Она долго смотрела на звезды, потом — на портрет, потом — на море, и ей казалось, что летит она на шаре, а шар лопнул, и с самого бочку у него свистит. Вот-вот на землю опустится, но пока парит… Вдруг на берегу загорелся сигнальный фонарь, и Ленка увидела его. Мальчик, нет — юноша — сидел на корточках у самой воды. Перед ним, окунув хвост в воду, устроился огромный белый пес с лобастой головой и длинной шерстью. Юноша что-то говорил собаке, гладил ее и даже, пожалуй, смеялся. Ленка показалось, что собака отвечает юноше, но за шумом прибоя ничего нельзя было разобрать. Собака то сидела смирно, то прыгала в воду, взрывая набегавшую волну, то, положив лапы юноше на плечи, целовала его в заросшую физиономию. А он говорил и говорил, его губы двигались, руки летали, разбрасывая по берегу накопленные тайны. Но вот диалог погас, пес взял в зубы сигнальный фонарь, юноша — полный рюкзак, в котором наверняка лежали скафандр и палатка, и друзья пошли по кромке воды к востоку. Ленке ужасно хотелось крикнуть, но она понимала, что все испортит, поэтому только сердито шмыгнула носом. Когда юноша и собака слились с прибрежными камнями, по небу чиркнули спичкой, и предательская слеза августовской звездой скользнула по Ленкиной щеке. Кто теперь мог определенно сказать: звезда это или космический корабль? Ленка знала — кто!
Чуть свет она дожидалась Никанора Степаныча у дверей библиотеки. — Пришла, кумушка?! Что ж, идем… Он погремел ключами, открывая свое молчаливое царство. — Входи-входи. Уговор есть уговор, заслужила! — красная книга с золотым корешком легла перед девочкой. Но Ленка даже не взглянула на нее. — Никанор Степаныч, я вас умоляю — расскажите о нем! Он — кто? Пожалуйста, я умру, если не узнаю! — Алена! Мы же договорились… Книга для взрослых, и ты ничего не спрашиваешь! — Мне не нужна книга! Совсем не нужна! Расскажите, пожалуйста!!! — Вот как?! Значит, не нужна?! — Никанор Степанович поправил очки, строго посмотрел на Ленку, убрал вожделенную красную книгу и исчез среди высоких полок. Он долго ворчал и стучал этажеркой, но когда вернулся, было заметно, что глаза его радуются. — Ну, учти, Аленка! До следующего лета взрослых книжек тебе не видать! Держи вот, — он аккуратно положил на стол синий потрепанный томик, — Тут все о твоем приятеле написано. Да и эту все-таки тоже прочти… — перед Ленкой появилась знакомая белая книга с астероидами и звездочками. — Антуан де Сент-Экзюпери, — прочитала Ленка. — Спасибо, Никанор Степаныч! Спасибо! — она прижала сокровища к груди и выбежала в лето.