Валерий Строкин ДЖУНГЛИ

Мир тесен, возможно, но и хаотичен, как броуновское движение, мы столкнулись совершенно случайно, шумный городской муравейник для таких встреч не предназначен. Узнали, радостно кинулись обниматься, хлопать по плечам, жать руки, ловить взгляд.

В допотопные времена, иначе те времена и не назовешь, столько воды утекло, вместе учились в школе, сидели за одной партой и считались друзьями, про которых говорят: «не разлей водой». Вместе отправились поступать в университет, «и будем путешествовать вместе по всему миру». Он выучился и стал геологом, воплотил романтику в жизнь: тайга, ночь у костра, над огнём котелок с крепким чаем, или наваристой ухой, легкий перебор гитары и текучий млечный путь над головой. Я не доучился. Помешали семейные обстоятельства и новые мировые порядки, введенные девяностыми, обломными годами. Старый мир рушился, спазмы корчили его тело, он умирал в мучениях, новый мир, в красных пиджаках, с нэповскими замашками рождал уродца с капиталистическими замашками. Новое время принесло новые профессии, новых людей и новые сферы деятельности — окунайся в любую, только не вымажься и не свяжись с криминалом.

Теперь жалею, а как же детские помыслы и юношеские альтруистические мечты: ночь, палатка, волчий вой и ветра крики…Мой друг любил повторять: «В каждой луже — запах океана. В каждом камне — веянье пустынь». А я любил молча сидеть и закрыв глаза слушать истории о невероятных приключениях и великих открытиях, а ещё — завидовать тому, кто написал эти строки. Вот она романтика — запах…веянье…

Он оказался счастливее меня.

Первое время мы переписывались, перезванивались, потом…Мелочевка жизни, которой постепенно обрастаешь, словно ржавое дно корабля ракушками, начинает тянуть на дно и казаться первостепенными задачами. Краска на идоле смыта водой, золото юношеских ценностей поблекло и превратилось в мишуру, но на самом деле так только, кажется. Детство, его чистота и яркость, всегда где-то рядом — руку протяни. Да, ведь лень: работа, диван, телевизор…

Дружба, не исчезла, а как бы отдалилась, отступила, словно ежик в тумане. Знаете, старинная дорогая монета, которая заботливо хранится на дне шкатулки, с каждым годом тускнеет. Иногда о ней вспоминают, разбирая и выкидывая мелочи, которые её скрывали, вынимают, начищают и она сияет, словно только что её отчеканили и приготовили к запуску в оборот.

Он изменился, даже как-то постарел. Наверное, из-за бороды. Его лицо заросло патриархальной, лопатообразной, смоляной бородой, как у раскольника. Длинные курчавые волосы падали на глаза, он то и дело поправлял их рукой, откидывая на лоб. Карие глаза светились неподдельной радостью, сеть морщин в уголках, говорила об усталости и заботах. На висках, дыханием неожиданного заморозка, пробилась седина. Полные и насмешливые губы любящие улыбаться и ценить жизнь, сдувая с неё пенную пивную шапку, теперь с горечью поджаты.

Если честно — это он меня узнал. Из-за его бороды, я бы прошел мимо и не оглянулся. Зачем она ему? Он окликнул, кинулся навстречу. Я едва не испугался, странного бородатого мужика пока не увидел развевающиеся длинные кудрявые волосы и глаза: карие, озорные, слегка прищуренные, словно смотрят и проверяют «а на что способен ты». И его голос:

— Денис?! Ты ли это?!

Я замер посреди улицы, вглядываясь в окликнувшего бородача.

— Ты! Денис, чертяка! Вот так встреча! Ничуть не изменился! — бородач кинулся обниматься.

— Вот это встреча! — по плечу гулко хлопнула широкая, тяжелая ладонь.

— Сергей? — несмело произнес я.

— Он самый. Не узнал?!

— Узнал, — облегченно выдохнул я, признавая старого друга по глазам. — В старообрядцы подался, или время все-таки тебя пробило на рок, и ты стал слушать ZZ TOP? Борода тебя изменила, чуть признал, — попробовал отшутиться. — Чем занимаешься?

— Тем же, чем и раньше: ходим в экспедиции, ищем полезные и не очень ископаемые, торим новые дороги.

— Ага, романтик с большой дороги?

— Романтик, — радостно вздохнул Сергей.

— Слушай, Серега, такую встречу надо отметить — сто лет не виделись. Я живу неподалеку, давай заскочим ко мне. Посидим, поболтаем, вспомним грехи юности. Дома никого нет, никто не помешает.

Сергей посмотрел на часы.

— Торопишься?

— У меня самолет через три часа.

— Куда?

— В Красноярск, к брату, мои же все туда переехали, после того как мать вышла во второй раз замуж.

— Тем более, до самолета и у меня можно посидеть. Пошли.

— Ну, пошли, — Сергей взмахнул рукой.

Минут через десять, мы были в квартире.

— Уютно, — одобрительно произнес Сергей, оглядывая комнату. — Давно женился?

— Лет пять назад. Жена на работе, а сына забирать из садика в шесть.

— Ясно. — Сергей сел в кресло. — Где работаешь?

— Частный бизнес, — я улыбнулся и развел руками, — из романтика превратился в прагматика. Извини, пойду, что-нибудь приготовлю.

— Ничего не надо. Я недавно поел, в кафе.

— Что ты мог там поесть? У меня борщ, в холодильнике картошка и отбивные. Там же на полке потеет «Немиров», — я подмигнул.

— Садись. Я не пью.

— Мда-ааа, — протянул я. — Давай хоть чай поставлю или кофе заварю?

— Хорошо, давай кофе, — согласился Сергей.

Я приготовил кофе.

— Почему не продолжил учиться?

— Времена нынче не те, чтобы учиться. Деньги надо зарабатывать, — фыркнул я. — Эпоха романтизма закончилась. У меня можешь ни о чем не спрашивать, все обыденно: работа, дом, работа. Жена, сын. А вот ты как? Ты чертовски изменился, Серега.

— Жизнь изменила. Набежавшая волна моет уходящую, — повторил он свою любимую присказку.

Я рассмеялся:

— Все еще цитируешь?

— Японцы умный народ, — Сергей улыбнулся, отпил кофе.

— Еще не женился? — Я посмотрел на его сильные, грубые руки.

— Хм…холостякую…Вообще-то, недавно развелся. — Наступила неловкая пауза. Прервал Сергей:

— Жаль, что ты не остался в универе. Помнишь, как мечтали о путешествиях, грезили пампасами, где стада бизонов, представляли, как отыщем копи царя Соломона.

— Копи отыскал Хаггард, а зеленых пампасов и джунглей с каждым годом становится меньше, человек везде оставил свой отпечаток ноги или сохи, а где прошелся и военными сапогами. Что было, Сергей, то было. Свои копи я уже нашел и вполне доволен жизнью. Какие могут быть путешествия, когда в доме есть жена и сын, а на даче цветет целая роща? Я принимаю жизнь такой, какой она сложилась, — Я поднял вверх чашку с кофе, словно салютовал.

— Эх, Дёня, — вздохнул Сергей, — я тоже