первая

План курса. Современность и история. Материалистический метод и современность. Успехи исторического материализма в наши дни; основной стержень русского революционного движения; как возникло у нас крепостное право. Борьба крестьянина за самостоятельное хозяйство. Значение этой борьбы для нашего времени. Как буржуазия понимает русское революционное движение. Действительный смысл этого движения как отражения борьбы торгового и промышленного капитала. Крепостное хозяйство и самодержавие как явление эпохи торгового капитализма; когда и почему они стали не нужны. Действительный смысл «освобождения крестьян». Революция декабристов как первый эпизод борьбы. Хлебный вывоз и крепостное право. Проект Якушкина.

Мне придется прочитать курс русской истории по плану, который теперь кажется мне самому несколько устаревшим. Это — план того курса истории революционного движения в России, который я читал когда-то в старой Свердловии, в 1919—1920, кончая 1921 годом, — план, который начинался с первой половины XIX века, с декабристов, и заканчивался, не доходя до Октябрьской революции. В последнее время, как вы, может быть, слышали, я в Свердловском университете читал именно курс истории Октябрьской революции с обширным введением. Здесь этот курс будет читать другой лектор, но тем не менее мне придется все-таки отправным пунктом и для своего курса сделать все ту же Октябрьскую революцию.

Нас в последнее время пробовали учить, что мы должны в своих исторических курсах главное внимание уделять современности. В попытках открыть тут что-то новое — не без недоразумения. Ибо никакой марксист, о чем бы он ни говорил и ни писал, хотя бы о каменном веке, не может не отправляться от современности. За это именно мы терпим постоянные нападки от буржуазной профессуры. Мы не можем уходить от современности впечатлений и, мало того, мы, нимало не хвалясь, можем утверждать, что этого и не нужно делать, и что, только отправляясь от современности, можно оценить прошлое. Последнее, конечно, приводит буржуазных профессоров уже в совершенный транс, и они утверждают, что мы являемся вовсе не учеными, а публицистами, да еще скучными публицистами, и потому никакого значения все наши писания не имеют. Это — совершенный вздор, и если когда-нибудь был в общественной науке метод действительно научный, то это только метод исторического материализма. Другого нет.

Я не хочу терять времени; но стоило бы указать — вы можете найти об этом в «Очерке истории русской культуры» — ряд ярких примеров того, как наиболее умные и толковые из буржуазных историков невольно переходят на почву исторического материализма каждый раз, когда они искренно хотят понять события. Возьмите последний всемирный конгресс историков, происходивший в Брюсселе года три назад, весной 1923 года. Там были, конечно, исключительно буржуазные профессора. Вы догадываетесь, что в теперешний Брюссель, под столицу Антанты (первая столица Антанты на континенте — Париж, вторая — Брюссель), коммунистов просто-напросто не пустили бы; там никаких коммунистов не было, но тем не менее университетские профессора там делали доклады совершенно в историко-материалистическом духе. Так, один профессор, который докладывал о так называемом возрождении наук и искусств, возрождении классической древности в конце средних веков, объяснил это влиянием торгового капитала. Объяснение для меня, человека, открывшего, можно сказать, роль торгового капитала в истории России, особенно, конечно, приятное. Он говорил не о России, а о Западной Европе.

Другой пример того, как они ломятся в открытую нами дверь, — это на том же конгрессе развивавшаяся идея, что жирондисты (о которых вы, конечно, знаете) времен французской революции были классовой партией. Для нас это не новость, конечно, — это давно установлено Куновым и Каутским в их хорошие годы, — но любопытно, что буржуазный профессор нашел нужным преподнести всемирному конгрессу эту, для нас с вами весьма старую, но для них совершенно свежую истину, именно, что это была партия, представлявшая интересы определенного класса, как он определяет, интересы буржуазии (это было нечто вроде наших кадетов, как вы знаете.

Все эти примеры, которые множатся с каждым днем, показывают, что другого пути к пониманию истории не существует, кроме нашего старого материалистического и диалектического метода, и что против воли это усвоивается в настоящее время широкими кругами буржуазной профессуры. И вот с этой точки зрения, я повторю, надо рассматривать прошлое, отправляясь от современности. Это одновременно и успокаивает наших читателей, так боящихся, что мы академизируемся и оторвемся от современности, и в то же время дает некоторое оправдание тому, несколько устаревшему плану моего курса, о котором я говорил.

Прежде всего относительно современности. Что является основным стержнем русского революционного движения до начала XX в.? Наша рабочая революция — это, как все мы прекрасно понимаем, и как вам объяснит ваш преподаватель по курсу Октябрьской революции, есть явление мировое. Это не есть только национальная, революция, объяснимая в узких рамках, вытекшая исключительно из русских условий, местных и временных условий России. Империалистическая война определила момент взрыва. Благодаря этому у нас в России взорвалось и вспыхнуло раньше, нежели в других странах, мы раньше перешли к социализму, чем другие страны, — но сама по себе рабочая революция России была началом мировой рабочей революции, эпизодом интернационального рабочего движения. Таким образом если мы будем отыскивать местные и национальные корни русской революции, то нам придется взять, конечно, не революцию рабочую, а придется взять революцию крестьянскую, придется взять переход земли в руки крестьян. Этот переход земли в руки крестьян — единственный результат революции, с которым уже примирилась буржуазия. Как раз вчера я читал статью Изгоева, где он говорит, что какая ни будь реакция в России, но с переходом земли в руки крестьян примириться придется. Это то, что уже вошло в железный инвентарь русского общества: земли обратно у крестьян не отберешь. С этим Изгоев соглашается примириться, и затем еще с тем гражданским равенством, которое ввела революция, с упразднением всякого рода сословий, — этого не выкрутишь, не выжжешь никаким фашистским железом, с этим придется примириться. Этот факт, который согласна признать и наша буржуазия, — факт перехода земли в руки крестьян, — является стержнем досоциалистической национальной русской революции, не эпизодом мирового движения, а специально