один.
— Кит! Ки-и-т! — продолжал кричать старичок.
Пилу захотелось его поцеловать — так он был рад видеть человека. Он потянулся к нему и широко открыл рот.
Кораблик вместе с мачтой и парусами проскользнул в глотку. От удивления Пилу сдвинул челюсти, и мачта впилась ему в нёбо. Было очень больно.
А старичок, не умолкая ни на минуту, прыгнул в спасательную шлюпку, приналег на весла и был таков.
— Кит! Ки-и-ит!
Кораблик был сделан на славу, из прочного дерева, и, сколько Пилу ни прыгал, сколько ни нырял, ни стонал, мачта занозой торчала у него в нёбе.
Тогда ему на голову села птица:
— Ну что, пора превращаться?
— Ы-ых! Ы-ых! — простонал Пилу.
— Я думаю, стоит выбрать что-нибудь поспокойней. Хочешь быть деревом?
— Ы-ых!
— Да? Ты согласен?
Птица клюнула его в лоб.
И вот уже Пилу шелестел листвой посреди усеянного цветами луга. Была весна. В небе кружили синицы и малиновки, лисы шли на водопой, и прелестные комарики распевали серенады. «Вот о чем я мечтал! — думал Пилу. — Тишина, покой. Нет больше охотников с копьями и гарпунами. Я дерево. Я машу ветками и смеюсь от щекотки, когда ветер прикасается ко мне». Правда, вскоре стало неудобно стоять все время на одной ноге. Впрочем, с этим можно было мириться. Пока однажды не прилетели две птицы. Они подняли страшный галдеж прямо над ухом, потом стали таскать и складывать у него на голове соломинки, перышки, веточки. Пилу понял, что они устраивают гнездо. Это ему совсем не понравилось — он вообще терпеть не мог шапок. Но ничего не поделаешь. Когда гнездо было готово, самка отложила яйца и стала их высиживать. А у Пилу страшно разболелась голова. На следующий день проходивший мимо крестьянин вынул ножик и вырезал у него на животе сердце, пронзенное стрелой, и какие-то буквы. Однажды ночью, в бурю, сломался мизинец и безжизненно повис между небом и землей. А потом как-то утром — и это было хуже всего! — Пилу почувствовал мучительный зуд в пятке, который постепенно дошел до коленки. Очень хотелось почесаться, но об этом не могло быть и речи. Виданное ли дело, чтобы дерево чесало себе ногу! Он только немного наклонился и увидел дырочку в коре. «Это червяк», — подумал он и позвал нежными голосом: — Червячок, миленький! Через минуту из дырки высунулся червяк и злобно посмотрел на Пилу. — Здравствуй! Как тебя зовут? — спросил, любезно улыбаясь, Пилу. — А тебя? — Меня — Пилу. — Ну а меня — Билли, Билли — Гроза Лесов. — Прости, пожалуйста, Билли. Ты не можешь перебраться в другое место? А то мне больно, — вежливо попросил Пилу. — Нет! — сказал, осклабясь, червяк. — Мне и здесь хорошо. Думаю остаться здесь навсегда. Как раз о такой квартире я и мечтал! — Какой ужас! — вырвалось у Пилу. — Так и быть, я дам тебе один шанс, — сказал червяк. — Давай сыграем в кости. Если выиграешь, я сматываю удочки. Ну а проиграешь — пеняй на себя: остаюсь. Впрочем, в кости я всегда выигрываю. — Ладно, — сказал Пилу. Другого выхода у него не было. Билли спрыгнул на землю и вытащил что-то из кармана. — Что это такое? — спросил Пилу. — Мои кости, — ответил червяк. — Но я ничего не вижу, — сказал Пилу. — Они очень маленькие. Но ничего, я буду играть за тебя. — Так нечестно. — Что ж, спускайся. — Ты же прекрасно знаешь, что я не могу. — Тогда я кидаю сначала за тебя. И он подбросил что-то в воздух. С высоты своего роста Пилу ничего не увидел. Может быть, у червяка и не было никаких костей! Билли нагнулся и долго считал. — Два плюс два плюс один — четыре! — Пять! — поправил Пилу. — Правильно, — согласился червяк. — Теперь моя очередь. Он снова бросил кости. — Шесть плюс шесть плюс пять — двадцать два! — Семнадцать! — возмутился Пилу. Билли задумался: — Верно. Семнадцать. Только все равно я выиграл. Вот видишь, я же сказал, что всегда выигрываю. И он полез обратно в дырку. — Ты просто жульничал! — закричал Пилу. Но червяк уже не слушал, он снова впился в коленку. С этой минуты Пилу забыл про сон. Червяк грыз коленку, сердце истекало смолой, палец болтался на ниточке, новорожденные птенцы орали без умолку. Что может быть печальнее зрелища страдающего бессонницей дерева! Листья желтеют, оно сохнет, и в конце концов его срубают. И вот уже крестьянин с топором на плече подошел к Пилу. — На помощь! Сталь блеснула на солнце.
Когда он был цветком, всякий норовил его сорвать; когда камнем — об него все спотыкались; рыбой — угодил в сеть; сетью — напоролся на корягу. Он стал водой — и солнце выпило его; стал тучей — сороки щипали его острыми клювами, а колокольня выдрала целый клок. — Кем же ты еще хочешь стать? — спросила его птица. Пилу растерялся и покраснел. Он так устал! — Кажется… кажется, я хочу стать мальчиком. Птица засмеялась: — Ну, как хочешь!
И вот Пилу у себя в комнате. Занавески раздуваются на ветру. Окно напротив крепко-накрепко закрыто. На кресле — рубашка и носки. Вот и все. Конец путешествиям! Пилу зевает. Он раздет, лежит в кровати. На кухне мама гремит посудой. Интересно, что она скажет? За окном дождь. Пилу встает и одевается. Он так много бегал, плавал и летал, что у него болят ноги. Он думает: «Жаль, что сегодня не четверг![1] Когда я был крокодилом, я хоть штанов не надевал. Везет же этим китам — они не носят ботинки. Ох, как хочется поспать на песочке!» Он оборачивается и смотрит на кровать. На выцветшей розовой перине лежит крошечное яичко, горстка песка, пучок сухих водорослей, зеленый листок и три синичкиных перышка. — Мои сокровища! — говорит Пилу. Он подходит и тихонько гладит их. Глаза почему-то начинает щипать. Он бережно прячет все в карман у самого сердца. Потом открывает дверь, утирает нос и выходит из комнаты.
И вот уже Пилу шелестел листвой посреди усеянного цветами луга. Была весна. В небе кружили синицы и малиновки, лисы шли на водопой, и прелестные комарики распевали серенады. «Вот о чем я мечтал! — думал Пилу. — Тишина, покой. Нет больше охотников с копьями и гарпунами. Я дерево. Я машу ветками и смеюсь от щекотки, когда ветер прикасается ко мне». Правда, вскоре стало неудобно стоять все время на одной ноге. Впрочем, с этим можно было мириться. Пока однажды не прилетели две птицы. Они подняли страшный галдеж прямо над ухом, потом стали таскать и складывать у него на голове соломинки, перышки, веточки. Пилу понял, что они устраивают гнездо. Это ему совсем не понравилось — он вообще терпеть не мог шапок. Но ничего не поделаешь. Когда гнездо было готово, самка отложила яйца и стала их высиживать. А у Пилу страшно разболелась голова. На следующий день проходивший мимо крестьянин вынул ножик и вырезал у него на животе сердце, пронзенное стрелой, и какие-то буквы. Однажды ночью, в бурю, сломался мизинец и безжизненно повис между небом и землей. А потом как-то утром — и это было хуже всего! — Пилу почувствовал мучительный зуд в пятке, который постепенно дошел до коленки. Очень хотелось почесаться, но об этом не могло быть и речи. Виданное ли дело, чтобы дерево чесало себе ногу! Он только немного наклонился и увидел дырочку в коре. «Это червяк», — подумал он и позвал нежными голосом: — Червячок, миленький! Через минуту из дырки высунулся червяк и злобно посмотрел на Пилу. — Здравствуй! Как тебя зовут? — спросил, любезно улыбаясь, Пилу. — А тебя? — Меня — Пилу. — Ну а меня — Билли, Билли — Гроза Лесов. — Прости, пожалуйста, Билли. Ты не можешь перебраться в другое место? А то мне больно, — вежливо попросил Пилу. — Нет! — сказал, осклабясь, червяк. — Мне и здесь хорошо. Думаю остаться здесь навсегда. Как раз о такой квартире я и мечтал! — Какой ужас! — вырвалось у Пилу. — Так и быть, я дам тебе один шанс, — сказал червяк. — Давай сыграем в кости. Если выиграешь, я сматываю удочки. Ну а проиграешь — пеняй на себя: остаюсь. Впрочем, в кости я всегда выигрываю. — Ладно, — сказал Пилу. Другого выхода у него не было. Билли спрыгнул на землю и вытащил что-то из кармана. — Что это такое? — спросил Пилу. — Мои кости, — ответил червяк. — Но я ничего не вижу, — сказал Пилу. — Они очень маленькие. Но ничего, я буду играть за тебя. — Так нечестно. — Что ж, спускайся. — Ты же прекрасно знаешь, что я не могу. — Тогда я кидаю сначала за тебя. И он подбросил что-то в воздух. С высоты своего роста Пилу ничего не увидел. Может быть, у червяка и не было никаких костей! Билли нагнулся и долго считал. — Два плюс два плюс один — четыре! — Пять! — поправил Пилу. — Правильно, — согласился червяк. — Теперь моя очередь. Он снова бросил кости. — Шесть плюс шесть плюс пять — двадцать два! — Семнадцать! — возмутился Пилу. Билли задумался: — Верно. Семнадцать. Только все равно я выиграл. Вот видишь, я же сказал, что всегда выигрываю. И он полез обратно в дырку. — Ты просто жульничал! — закричал Пилу. Но червяк уже не слушал, он снова впился в коленку. С этой минуты Пилу забыл про сон. Червяк грыз коленку, сердце истекало смолой, палец болтался на ниточке, новорожденные птенцы орали без умолку. Что может быть печальнее зрелища страдающего бессонницей дерева! Листья желтеют, оно сохнет, и в конце концов его срубают. И вот уже крестьянин с топором на плече подошел к Пилу. — На помощь! Сталь блеснула на солнце.
Когда он был цветком, всякий норовил его сорвать; когда камнем — об него все спотыкались; рыбой — угодил в сеть; сетью — напоролся на корягу. Он стал водой — и солнце выпило его; стал тучей — сороки щипали его острыми клювами, а колокольня выдрала целый клок. — Кем же ты еще хочешь стать? — спросила его птица. Пилу растерялся и покраснел. Он так устал! — Кажется… кажется, я хочу стать мальчиком. Птица засмеялась: — Ну, как хочешь!
И вот Пилу у себя в комнате. Занавески раздуваются на ветру. Окно напротив крепко-накрепко закрыто. На кресле — рубашка и носки. Вот и все. Конец путешествиям! Пилу зевает. Он раздет, лежит в кровати. На кухне мама гремит посудой. Интересно, что она скажет? За окном дождь. Пилу встает и одевается. Он так много бегал, плавал и летал, что у него болят ноги. Он думает: «Жаль, что сегодня не четверг![1] Когда я был крокодилом, я хоть штанов не надевал. Везет же этим китам — они не носят ботинки. Ох, как хочется поспать на песочке!» Он оборачивается и смотрит на кровать. На выцветшей розовой перине лежит крошечное яичко, горстка песка, пучок сухих водорослей, зеленый листок и три синичкиных перышка. — Мои сокровища! — говорит Пилу. Он подходит и тихонько гладит их. Глаза почему-то начинает щипать. Он бережно прячет все в карман у самого сердца. Потом открывает дверь, утирает нос и выходит из комнаты.