искал…

— По какой надобности? — распахнул широко-широко свои черные глаза опер.

— Да поговорить собирался…

— О чем же? — теперь прищурился он, спрятав в прищуре черное пламя заинтересованного взора.

— О рыльском князе Шемячиче.

— А что о нем говорить: был да сплыл… — хмыкнул удивленно. — Кажется, умер в тюремном заключении или, как тогда говорили, в узилище какого-то монастыря в августе 1529 года…

— 10 августа, — уточнил сочинитель.

— Да, 10 августа, — вспомнив, подтвердил Письменов. — И, как помнится, у него остался сын Иван, также закончивший свои дни в монастыре. А вот когда умер, уже не помню. Ныне, сами понимаете, другие цифры волнуют…

— Иван Васильевич умер в 1561 году, будучи иноком Троицко-Сергиевского монастыря.

— Оказывается, вы все сами знаете, — полыхнул вновь черным пламенем взор розыскника. — Или ума пытаете?..

— Поговорить хочется, а не ума пытать, — попытался развеять оперские сомнения и подозрения сочинитель. — К сожалению, когда на темы истории… то и не с кем… А ты, знаю, не только Интернетом в минуты досуга увлекаешься, но и историей Отечества. Вот и хочется, где послушать, где мнением обменяться, где наболевшим поделиться…

— Понимаю, — пригасил пламя глаз опер. — Но должен заметить, — тут же широко и открыто усмехнулся он, — только, конечно, без обиды, это у вас, уважаемый ветеран, от избытка свободного времени. А тут за день так накувыркаешься, как сказал некогда Высоцкий, что уже ни до Шемяки, ни до Шемячича, ни до их потомков… Кстати, кроме Ивана Васильевича, были ли еще князья в этом роду?

— Мне удалось найти сообщения о двух Шемячичах. Первый, по имени Юрий, жил во времена царя Ивана Грозного и упоминается классиками отечественной истории под 1552 и 1554 годы. Участвовал во взятии Казани и в походе на Астрахань.

— Воинственный был, как дед…

— Да, воинственный. Второй упоминается уже в Петровские времена. И что удивительно: среди членов «Всепьянейшего и Всешутейшего собора».

— Этот, значит, питухой был… — ухмыльнулся опер многозначительно. — Как большинство русских…

— У Петра — хочешь, не хочешь — все питухами были, когда ему хотелось… — заметил сочинитель и, возвращаясь к прежней теме, продолжил: — А далее я, должен честно сказать, не искал…

— Уже того, что найдено, достаточно… — ободряюще улыбнулся опер. — А ведь, как мне помнится, все началось с задержания овошниками горе-разбойника Зацепина и обнаружения у него женских украшений… Интересны же кульбиты жизни: не пойди Зацепин на преступление, не поймайся — и… неизвестно, пришла бы эта тема вам на ум… Диалектика жизни: единство противоположностей…

— Не эта, так другая бы пришла… — отозвался сочинитель. — И вообще: пусть в этом несовершенном мире как можно меньше будет преступлений и прочего зла. Опостылило бесконечное зло. А темы для произведений лучше находить светлые и добрые. Так, кстати, рекомендовал один известный в России писатель… Михаил Николаевич Еськов.

— Вам, писателям, виднее, — улыбнулся опер. — Однако заболтался, а работа ждет, — протянул он руку. Но сочинитель придержал:

— Работа не волк, в лес не убежит, — пошутил неуклюже. — Ты лучше расскажи, что нового в отделе. Не ушел ли на пенсию Дремов — гроза бандерлогов? Слышал: собирался…

— Когда жареный петух клюнет, многие собираются. А перестал клевать — и про сборы забыто… Пока трудится. Ни себе покоя не дает, ни нам… Однако, честное слово, надо бежать, — вновь протянул он руку, чтобы попращаться.

— Ну что ж, бывай! — пожал ее сочинитель. — И поменьше вам модернизаций и реорганизаций… и жареных петухов.

— Ну, без этого в нашей системе никак, — обернулся от дверей входа Письменов. — Новая началась — и мы все за штатами…

Металлическая дверь, звонко хлопнув, окончательно поставила точку в беседе…