Сергеевича.

Щербаков прервал его:

— Довольно риторики... Это решение Ставки. Подберите две-три подходящие кандидатуры и предложите их товарищу Сталину.

Александр Сергеевич положил трубку, поднялся и стал молча шагать по кабинету. Чувствовалось, что он взволнован. Потом присел напротив меня и сказал:

— Пятой ударной армии скоро предстоит действовать на решающем направлении, а ее командование приходится заменять. Вот какая ситуация... А вы, чувствую, заинтересовались. И действительно, замечательная эта ударная армия. Мы о ней еще услышим!

Не помню, что в тот момент руководило мной, возможно, то, что 5-я ударная оказалась в центре внимания Ставки, но я вдруг сказал:

— Не возражал бы поехать в эту армию...

— Что ж, подумаем, — ответил сразу А. С. Щербаков. — Положение там сейчас действительно сложное, нужно будет улучшить управление войсками, усилить и политическую работу...

Снова зазвонил телефон. Говорил И. В. Сталин. Речь шла о необходимости выслать инспекционную группу на какой-то фронт. Я хотел выйти, чтобы не мешать разговору, поднялся, но Александр Сергеевич жестом показал, чтобы я снова сел, и вдруг неожиданно для меня сказал:

— Товарищ Сталин, у меня Боков. Только что хотел говорить с ним о его назначении, а он, узнав о создавшейся ситуации в Пятой ударной армии, изъявил желание быть там членом Военного совета.

Что ответил Щербакову Верховный, не знаю, только спустя минуту Александр Сергеевич протянул мне трубку:

— С вами будет говорить товарищ Сталин. Несколько взбудораженный, я отрапортовал:

— У телефона генерал Боков. Слушаю вас, товарищ Сталин.

Послышался характерный гортанный голос. Как обычно, Сталин говорил короткими, чеканными фразами:

— Как здоровье? У вас ко мне просьб нет?

— Здоровье нормальное, просьб никаких.

— Это Щербаков вас сагитировал поехать в Пятую ударную или действительно сами захотели?

— Сам. Слышал, что она будет действовать на решающем направлении...

— Значит, сами? Что ж, не возражаю. Быстрее выезжайте. Скоро прибудет и новый командарм. Вашу работу в Генштабе помню. Побудете в армии — и мы вас поднимем. Желаю успехов!

— Благодарю. Постараюсь оправдать доверие.

— Вот и хорошо. До свидания!

Послышались прерывистые гудки, и я положил трубку на рычаг.

Александр Сергеевич улыбнулся:

— Значит, договорились. Решение о вашем назначении подготовим быстро. Когда собираетесь выехать?

— Как только будет приказ — немедленно.

— Не задерживайтесь. Доброго пути и боевых успехов вам и армии!

Он протянул руку, мы распрощались, и я ушел, восстанавливая в памяти подробности беседы со Сталиным и Щербаковым, думая о будущей работе...

...Новое назначение я принял с удовлетворением. 5-я ударная армия считалась одним из образцовых по боеспособности объединений. Она была создана в декабре 1942 года и боевое крещение получила под Сталинградом, участвовала в освобождении Донбасса, юга Украины, Одессы. Становление армии было связано с именем ее первого командующего генерал-лейтенанта Маркиана Михайловича Попова, являвшегося одновременно и заместителем командующего войсками Сталинградского фронта. Затем командармом был назначен генерал-майор В. Д. Цветаев. Со дня сформирования 5-й ударной членом ее Военного совета был полковник И. Б. Булатов, ставший в марте 1943 года генерал-майором.

Как мне сказали товарищи из Генштаба и Главного политического управления, в армии был опытный, закаленный в боях командный и политический состав. С таким коллективом работать было и почетно, и ответственно.

4 июня я выехал в штаб 3-го Украинского фронта, в состав которого входила 5-я ударная армия. В штабе пришлось задержаться на трое суток. Много времени беседовал с командующим фронтом генералом армии Ф. И. Толбухиным, членом Военного совета генерал-лейтенантом А. С. Желтовым, с начальником политуправления генерал-майором И. С. Аношиным. Основное внимание уделил знакомству с фронтовой обстановкой, изучению задач нашей армии.

...И вот приднестровское село Глинное, где разместилось полевое управление нашей армии. Здесь мне довелось впервые встретиться с генерал-лейтенантом Николаем Эрастовичем Берзариным. Я слышал о нем много хороших отзывов, знал, что в боях у озера Хасан Берзарин командовал дивизией, а войну встретил командующим 27-й армией, затем возглавлял 34-ю и 20-ю армии. В марте 1943 года Николай Эрастович был серьезно ранен: врачи извлекли из его тела тринадцать осколков. В сентябре он вернулся на фронт и командовал 39-й армией, а в мае 1944 года возглавил 5-ю ударную.

В просторной крестьянской хате, куда меня провели, из-за стола, на котором лежала карта, встал невысокий, хорошо сложенный генерал. Рукопожатие его было крепким и энергичным.

— Значит, будем вместе служить?

Взгляд у Берзарина открытый, с веселой лукавинкой. Он удивительно быстро располагал к себе людей, и у нас сразу завязался непринужденный разговор. Николай Эрастович много спрашивал и рассказывал сам. Уже через полчаса я чувствовал себя так, словно давным-давно знал своего собеседника.

Командарм исподволь ввел меня в обстановку и высказал, чего он ждет от меня. Позже я понял, что это была его манера: поставить задачу, как бы объясняя положение размышляя вслух.

В то время 5-я ударная армия, имея в составе два стрелковых корпуса, две отдельные стрелковые дивизии и другие части, стояла в обороне на Днестре и удерживала полосу шириной 120 километров на правом крыле 3-го Украинского фронта. На этот рубеж она вышла в апреле, захватив в тяжелых боях небольшой плацдарм. Нам противостояли соединения 6-й немецкой армии и одна румынская дивизия. Эти войска противника находились на самой вершине кишиневского выступа и прикрывали кратчайшее расстояние до столицы Молдавии.

Первые дни ушли на изучение состава армии, ее вооружения, накопленных запасов, на ознакомление с дислокацией соединений, характером местности и системой обороны противника. Неоценимую помощь мне оказал тогда заместитель командующего армией генерал-майор И. И. Варфоломеев. Иван Иванович был кадровым военным, участвовал в гражданской войне, окончил военную академию.

В 5-й ударной он служил почти со дня основания, прекрасно знал боевой путь объединения и людей. Варфоломеев умел охарактеризовать человека одной-двумя удивительно емкими фразами, причем я заметил, что в командирах и штабных работниках он стремился отметить наиболее характерные положительные черты. Позже я понял, что Иван Иванович это делал не из желания представить боевых товарищей в лучшем свете. Он был убежден, что