русской дворняжки, привезённой с юга, и это обеспечило ему покойный угол в Ляховском доме, который в течение пятнадцати лет переходил по наследству от семьи к семье с утварью и собакой.

Теперь его хозяевами были супруги Головинские, которые сидели рядом на скамье, стоявшей у стены. Оба они были молоды и красивы. Особенностью их было то, что они всегда были вместе и сидели, стояли или ходили плечо к плечу, в самой непосредственной близости друг к другу. В этой холодной пустыне они как будто боялись отодвинуться, чтобы не озябнуть. За это их называли голубками-неразлучниками.

Калнышевский, ближайший приятель и товарищ Веровцова, с грустным лицом, растрёпанными волосами и разноцветной бородой, сидел на обрубке бревна перед камином, углубившись в чтение старого номера "Вестника финансов". Его личная жизнь вся ушла в экономическую статистику, и помимо неё у него не было чем пополнять свои досуги. Тем не менее, он старался не терять ни минуты времени и в летнее время пробовал даже рубить дрова с книгой в руках.

Джемауэр, художник-самоучка, совсем молодой, в очках, с узким лицом и узким носом, похожим на выжатый лимон, сидел за столом, набрасывая карикатуру, изображавшую именно Калнышевского с книгой в одной руке и топором в другой, старающегося совместить два несовместных занятия.

Восьмой член общества был Броцкий, столяр, короткий и коренастый, похожий на буддийские статуэтки, вылитые из бронзы.

Наконец, приготовления к приёму ёлки были окончены. Широко открыв дверь и напустив целый океан белого мёрзлого пара, Веревцов втащил небольшое деревцо, увешанное подарками, тщательно завёрнутыми в газетную бумагу. Ему пришлось трудиться целых две недели, чтобы изготовить подарок для каждого; к сожалению, на Пропаде не было ели, и "ёлка" была в сущности лиственницей, совершенно оголённой и не имевшей ни одной хвойной чешуйки. Как бы то ни было, дерево было поставлено на стол, и восемь огарков стеариновых свечей зажжены на его ветвях. Гости с невольным любопытством поглядывали на бумажные свёртки, свешивавшиеся с ветвей дерева, стараясь угадать их содержание. Один, впрочем, даже под бумагой имел такую несомненную рыбью форму, что Математик поднял голову и сочувственно тявкнул.

На столе появились две бутылки, белая и чёрная; в белой была водка самодельной домашней очистки, так как на Пропаду спирт попадает в неочищенном виде, а в чёрной -- "вино", приготовленное Веревцовым из туземного винограда -- голубики, и столь же невинное как обыкновенный квас. Когда белая бутылка была опорожнена до половины, гости стали разбирать подарки, снабжённые каждый билетиком с именем получателя. Нельзя сказать, чтобы они отличались богатством, но все присутствующие были как нельзя более довольны.

Кирилов получил варежки, связанные из толстой шерсти, и тут же стал распускать их, намереваясь надвязать к своему капору назатыльник.

Ястребов получил старый ремённый кушак, который хозяин должен был снять с собственного пояса, заменив его верёвкой; Ястребов в свою очередь снял свою верёвку и подтянул блузу кушаком.

Калнышевскому досталась фотографическая карточка, изображавшая женское лицо; это было для них обоих общее воспоминание о далёком друге, драгоценное как реликвия, аромат цветка, выросшего без солнца в каменных стенах крепости. Она действительно принадлежала им обоим и имела общую надпись и находилась безразлично то у одного, то у другого из приятелей; выражая готовность уступить Калнышевскому свою часть владения, Веревцов приносил немаловажную жертву.

Джемауэр получил растушёвку самодельной работы Веревцова. Броцкому достался буравчик, который, впрочем, и без того принадлежал Веревцову лишь номинально и находился всё время в пользовании у Броцкого же. Свёрток, похожий на рыбу, действительно, оказался большим жирным омулем, назначенным на потребу Математика.

Герману, ввиду его нетуземного происхождения, достался бутерброд с жиром, густо намазанным на хлеб.

Больше всего подарков досталось г-же Головинской, единственной незаменимой представительнице прекрасного пола; ей были назначены целых три свёртка. Самый большой заключал в себе женскую шляпу, сплетённую вместо соломы из ровных тальничных прутьев, расколотых по длине, и более похожую на лукошко или корзину для провизии, чем на шляпу.

Однако, г-жа Головинская очень обрадовалась подарку.

Пропадинское лето без шляпы с круто оттопыренными полями превращается в божеское наказание, так как сетка против комаров пристаёт к лицу и перестаёт давать защиту.

В другом свёртке была знаменитая образцовая редька. Летом после сбора овощей Веревцов устроил "сельскохозяйственную выставку", разложив свои овощи на столе напоказ желающим. Выставка закончилась беспроигрышной лотереей по бесплатным билетам, но участникам лотереи удалось убедить Веревцова взять самому себе свой редечный шедевр. Теперь оказалось, что вместо того, чтобы истребить шедевр, Веревцов имел довольно терпения сохранять его четыре месяца, намереваясь поднести его в виде рождественского подарка именно г-же Головинской. В третьем свёртке было какое-то мелкое бельё, которое г-жа Головинская не стала даже раскрывать перед чужими глазами и поспешила спрятать в сторону. Состав колонии должен был через несколько месяцев увеличиться новым членом, которому уже заранее были даваемы имена "Бриллиантового мальчика" и "Счастья ревущего стана", и Веревцов считал своею обязанностью не оставить без подарка и этого будущего пришельца, который так или иначе присутствовал на празднике.

Головинский получил портсигар, склеенный из обрезков старого сапожного голенища. Приняв подарок, он немедленно заглянул внутрь и меланхолически покачал головой. Портсигар был пуст, а он с гораздо большей радостью предпочёл бы содержимое содержащему.

Среди всех курильщиков "столовой", довольствовавшихся махоркой, он относился с особым пристрастием к так называемому "пшеничному", т. е. турецкому табаку, но администрация столовой в лице бронзовидного столяра сурово взирала на эту слабость и не давала ей поблажки.

Ёлку вытащили на двор, и вместо неё на столе появился большой самовар, окружённый стаканами, и груда белого хлеба. К двум предыдущим бутылкам присоединилась ещё третья, заключавшая особенную жёлтую, сладкую настойку, вроде ликёра, секрет приготовления которой, ревниво охраняемый от публики, переходил в Пропадинске от одного винного химика к другому. Было, впрочем, известно, что в её состав входит чай, жжёный сахар и корица, которую химики брали из аптеки.

Камин был давно закрыт, и Веревцов достал из глубины его большой сладкий пирог с изюмом, встреченный