Эвелин Энтони Виктория и Альберт

ПРЕДИСЛОВИЕ

О королеве Виктории написано множество книг. Кроме того, существует немало и ее собственных произведений, поэтому любой писатель, желающий сказать о ней нечто новое, оказывается в затруднительном положении. Например, великолепная биография королевы Виктории, написанная Литтоном Стречи, заставила многих воспринимать королеву и ее правление сквозь призму удивительной сатиры его переосмысления этой великой личности. Множество людей представляют себе королеву Викторию этакой невысокой, коренастой, чрезмерно властной женщиной во вдовьих траурных одеждах, считают ее крайне неинтересной, можно даже сказать, скучной. Немногим менее скучной, чем ее муж – принц-консорт Альберт. Даже и сейчас все его положительные черты действуют на нервы англичанам.

Однако в этой книге вы не найдете никаких сведений о виндзорской вдове. Мое повествование начинается с юности и первых дней замужества королевы и заканчивается смертью единственного человека, которого глубоко и преданно любила Виктория.

Я проследила первый двадцать один год ее правления, не уставая поражаться противоречивости ее характера. В принципе, это достаточно несложная женщина, но ее чувства были так же безмерны, как сама жизнь. Ей была чужда умеренность в чем-либо. Превыше всего для нее всегда оставалась исключительно ее точка зрения. Безграничное самомнение этой женщины отражалось и на ее отношениях с Альбертом и даже чуть было не разрушило их брак в самом начале.

Брак с Альбертом не был романтическим в общепринятом смысле этого слова. Любовь Виктории к нему можно считать в какой-то степени трагичной и в то же время счастливой, потому что она любила его всей душой, а Альберт, хоть и подарил ей необыкновенное блаженство, никогда не любил королеву. Виктории повезло в том, что, слишком увлекшись своими чувствами к мужу, она никогда не задавалась вопросом: а как же он относится к ней? Но между тем некоторые из его писем ясно говорят об этом: он умер человеком, лишенным каких-либо иллюзий и очень несчастным. Обожание жены ни в коей мере не компенсировало Альберту несостоявшуюся возможность завоевать уважение на его новой родине.

У Виктории было девять детей, но при этом абсолютно отсутствовали материнские инстинкты. Вспомним несчастливое детство ее сына Эдуарда – именно она, как, впрочем, и его отец, виновата перед ним.

Слишком часто она выказывала бесчувственность и бессердечие, будучи «типичным представителем» викторианской эпохи. Фабрикант, использующий детский труд по четырнадцать часов в день, не находил ничего несоответствующего положению вещей в тексте, висящем в его спальне: «Пустите детей приходить ко Мне и не возбраняйте им, ибо таковых есть Царствие Божие». Его королева также не видела ничего особенного в подобном несоответствии.

Я ничего не придумала, чтобы как-то изменить образ Виктории. Хотя это роман, но домашние события и политические факты реальны, так же как и большинство разговоров и рассуждений; приведены даже отрывки из подлинных писем.

Говорят, что Альберт создал Викторию. Конечно, он по возможности сдерживал ее приступы ярости и научил лучше управляться с делами государства – это правда. Но подлинное величие монарха, сила воли и твердость характера королевы, которые в ее время производили огромное впечатление на самых искушенных государственных деятелей, не были результатом его усилий.

Там, где он не добивался успеха, Виктория с легкостью достигала поставленной цели.

Находясь в гуще событий – промышленные волнения, народная ненависть, война и даже покушения на ее жизнь, – королева не волновалась ни о чем, кроме отношений со своим обожаемым мужем. Любовь к Альберту – пожалуй, единственная ее слабость, и именно это чувство делало ее более человечной. Величие почти никогда не внушает к себе любовь.

Эвелин Энтони

Глава 1

Ливрейный лакей открыл ставни на двух больших окнах в Зеленой гостиной Кенсинггонского дворца. Сумеречный предутренний свет разлился по комнате, придав неприятный грязно-серый оттенок строгой старомодной мебели и большим фамильным портретам на обитых шелком стенах. Двое мужчин в черном стояли у холодного камина. Более высокий господин, лорд Конингем, прислонился к каминной полке и достал часы.

– Какого черта, когда она спустится вниз? Уже седьмой час.

Другой господин пожал плечами:

– Они, видимо, постарались осторожно сообщить ей эти новости. Она ведь еще дитя, и ей нужно время, чтобы свыкнуться с происшедшим.

Конингем цинично усмехнулся:

– А мне кажется, причина в том, что ее мать желает сойти вниз вместе с ней.

– Ну нет! – воскликнул архиепископ Кентерберийский. – Даже герцогиня должна придерживаться протокола.

Конингем зевнул и отошел от камина.

– Бедный старый матрос Билл… Он с большим достоинством умирал, чем делал что-либо при жизни. Однако его самое заветное желание исполнилось: он дожил до того времени, когда подросла Виктория, а значит, у власти не будет регента. И за это благослови его, Боже.

– Мне кажется, что именно это и давало ему силы жить, – заметил архиепископ. – Знаете, Конингем, можно пренебрегать христианским смирением или нет, но я бы не вынес, если бы герцогиня стала регентшей.

Нам и так стоило большого труда сдерживать ее вмешательство, и это, заметьте, в то время, когда у нее не было никаких законных прав вмешиваться в государственные дела. Какая жалость, что принцесса так молода.

– Какая жалость, что она – дочь, а не сын! – парировал Конингем. – Все пошло бы совсем по-иному, милорд, если бы королем стал мужчина с чувством собственного достоинства и умный. Я не собираюсь поносить покойника, но милостивый Боже, вы только посмотрите, кто нами правил! Вот, скажем, три последних поколения. Георг III – сумасшедший, как мартовский заяц. Мой отец рассказывал мне, что, приходя в Виндзор, он видел, как тот расхаживал по комнате и болтал не переставая, как попугай. И было невозможно отличить его и этих сумасшедших птиц, которых он развел повсюду.

Затем принц-регент. Для него важнее всего прочего был покрой вашего жилета. В последнюю сотню лет у нас на троне сидели исключительно идиоты да клоуны. Бог ты мой, да вспомните скандалы королевских герцогов и их браки! Каждая шлюха, подвизающаяся на сцене лондонских театров, могла появиться перед публикой и заявить, что она жена герцога Кларенса, Суссекса или Кента. Причем, клянусь Богом, чаще всего так оно и было. И приходилось обеспечивать ее и целый выводок детей… Даже король Вильгельм, чье тело еще не успело остыть, и тот всегда уютнее чувствовал себя на