тупиком. Да и в памяти услужливо всплывала пара задержаний, которые он проводил неподалеку. Верно, вот задняя стена складского двора. И глухие, темные от дождя брандмауэры жилых блоков. Бежать некуда.

Тип в плаще остановился прямо в конце улицы. Он стоял к Джимми реверсом, и тот, приближаясь с мультиганом в вытянутых руках, успел поразиться. После такого забега, по идее, спина у типа должна была ходить ходуном, позволяя ребрам раздвигаться и растягивать легкие, накачивая кровь драгоценным и редким во влажном воздухе кислородом. Но плащ почти не колебался — ветра меж домов почти не было. Выглядело это как-то чуждо и неприятно.

— Руки за голову! — офицер рявкнул привычную фразу. — Лицом к стене! — он кашлянул, поняв, что сказал глупость. — Медленно опуститься на колени!

Капюшон качнулся. Воришка словно размышлял над словами полисмена. Потом он одним плавным движением развернулся, и у Джеймса Хвана перехватило дыхание.

Верхняя часть плаща сползла с головы существа. Оно не могло быть человеком, хотя по всем признакам подходило под формальное описание. Лысая, чуть вытянутая, с тонкой, просвечивающей кожей голова; широко разнесенные, большие, смотрящие в разные произвольные стороны глаза — один ярко-синий, другой карий; загорелый, курносый нос между бледных острых скул; подергивающаяся нижняя челюсть, словно вырезанная у одного человека и вставленная другому. Существо медленно подняло свои разноцветные руки и ломким голосом прошептало, едва слышно за шорохом капель:

— Не надо… Не надо…

Джимми понял, что его сознание отказывается вмещать эту новую картину мира. Он сжал рукоять мультигана крепче, палец скользнул по мокрому спусковому крючку…

И в то же мгновение, как парализующий импульс сорвался с эжектора, нечеловеческий человек перед офицером Хваном перестал существовать.

Тело воришки рассыпалось на части. Предплечья отломились от локтей, пальцы ладоней удлинились и, растопырившись, как паучьи лапки, спружинили при падении. Глаза вынырнули из глазниц, скользнув куда-то под ворот. Голова запрокинулась, челюсть дернулась сильнее и с влажным всхлипом вышла из ямок височной кости. Ноги подломились, а вся фигура за считанные секунды осела грудой мятой одежды.

Из-под шевелящегося тряпья энергично расползались и разбегались какие-то уродливые, жуткие тварюшки, отдаленно напоминающие человеческие органы и части тела. Они устремлялись к канализационным отверстиям и подвальным окошкам, мелко перебирая лапками или извиваясь, подобно змеям. Джимми начало мутить.

Когда же бравый полисмен справился с приступом тошноты, вспомнил устав и осторожно приблизился к валяющемуся на пласфальте плащу, внутри уже никого и ничего не было. На ткани остались следы вязкой жидкости, напоминающей слюну — Хван не стал дополнять ассоциативный ряд. Просто потому что.

Рядом мокла упаковка от соевого батончика. Она тоже была пуста.

* * *

Джедедайя Смит, не имевший прозвища, но охотно откликавшийся на обращение «Джед», если в кругу коллег или знакомых, к бездомным относился индифферентно.

Он в принципе максимально избегал оценочных суждений, если иного не подразумевала форма отчета. Факты и их трактовки: широко, но без субъективности. Это была его работа, это был его конек, это было его призвание.

Это нервировало всех, кому доводилось общаться с мистером Смитом по рабочим вопросам.

Человек, стоящий перед Джедом, опершись бедром на лабораторный стол, тоже нервничал. Но при этом уверенно сохранял лицо, плавно, округло жестикулируя в едином ритме с отрепетированной речью. Слушать его было приятно, смотреть — сродни наблюдению за опытным жонглером: умиротворяло и гипнотизировало.

— Вы ведь понимаете, мистер Смит… — ласково журчал оратор. Мистер Смит кивал и понимал. А еще запоминал, делал промежуточные выводы и готовил вопросы. В добивку к тем, что сформировал заранее.

— А если по существу? — бросил он где-то на середине речи. Собеседник по инерции шевельнул губами.

— Но ведь это и есть… по существу, — замешательство плеснуло в глазах. Джед любил этот провокационный ход: вскрыть оборону ложным залпом, заставив противника выдать огневые точки. Не все, конечно, и не сразу — особенно если тот опытен и терт, как старый лис из густого ельника. Но никто никуда не торопился.

— Я вас очень внимательно слушаю, — повторил мистер Смит. Руки человека дернулись.

— Однако… — он хохотнул, выдавая брешь в фортификациях. — Меня еще никогда не ловили на невнятице. Всегда считал, что могу донести любую сложную мысль простыми словами. В конце концов, это моя обязанность как руководителя…

— Господин директор, — тон Джеда оставался неизменно вежливым и ровным. — Я не биолог. Не медик. Даже не экономист. Я работаю на государство, и государство через меня задает вопросы, касающиеся безопасности. Объясните, пожалуйста: ваши новые протезы — они живые?

— В известном смысле да… — замялся директор, но потом взгляд его перестал нырять по углам и нацелился на подбородок Смита. — Хотя, почему в известном? Да, они живые. Прорыв в бионике. Никакого железа, алюминия, керамики или пластиков. Технически это человеческие руки, ноги и прочие органы.

— Совместимость? Отторжение? Иннервация и питание?

— А говорите, не биолог, — упрекнули в ответ. — Поверьте, работа была проведена колоссальная. С одной стороны, наши симбионты, — интонации подчеркнули слово, — подходят всем и каждому. С другой — мы не давили в них системы иммунного ответа, а просто… обособили. То есть, инфекция им не страшна. С третьей — никаких проблем с контролем: это не традиционный протез. Это, по сути, новые возможности для полноценной жизни. С четвертой — питание у них все-таки автономное. Естественное, если можно сказать, — и человек хихикнул. Джед едва заметно приподнял бровь.

— Естественное?

— Здесь мы возвращаемся к вопросу о том, живые ли они, — директор опять описал ладонями некую сглаженную фигуру. — Видите ли, из целого ряда соображений мы спроектировали наши протезы как почти полноценные организмы. Симбионты, я уже говорил. С неустанной потребностью помогать человеку.

Подумав секунду, Смит разрешил брови подняться еще чуть выше.

— Хотите сказать, что когда «запчасть» проголодается, она слезет с «рабочего места» и деловито поползет к мисочке с кормом?

Губы собеседника кривились, и было не очень понятно, что это означает — благосклонную улыбку или брезгливую гримасу. Он подбирал слова, аккуратно и осторожно.

— Если опустить профессиональный цинизм,