сына, и не какого-нибудь хлюпика, а будущего великого героя Афин. В спальне в недрах дворца его ждала чудесная шестнадцатилетняя жена, будущая мать его блистательного наследника.
Но неприятности, как всегда, начались раньше, чем того следовало ожидать.
Все началось с дохлой рыжей собаки непонятной породы, мирно плавающей на спине прямо посередине огромного бассейна. К сожалению, Эгей слишком поздно заметил издохшего песика, когда уже вдоволь наплескался среди лепестков роз и даже пару раз нырнул с головой, порядочно наглотавшись холодной воды. Царя передернуло от отвращения, но ничего не поделаешь, он уже выкупался. Брезгливо подплыв к мирно покачивающемуся посередине бассейна трупику, Эгей с интересом изучил золотой ошейник утопшей собачки, где было вырезано ее имя. Имя оказалось странным. Му-Му. Пожав плечами, полный мрачных предчувствий царь выбрался из воды и, еще раз поглядев на горемычного песика, все понял. Это был знак свыше. Ужасное знамение грядущей беды. — Ну ладно, — зло процедил сквозь зубы Эгей, натягивая на мокрое тело сухую одежду. Ведь ни одна живая душа в Греции не подозревала, что царь Афин был глубоко законспирированным богоборцем. Да-да, в те далекие древние времена встречались и такие бесстрашные храбрецы. Ну, к примеру, тот же Геракл. (Наглая ложь! Клевета!) Конечно, говорить вслух о своей неприязни к обитателям Олимпа было равносильно самоубийству, но вот думать… В головы смертных, к счастью, всемогущие заглядывать не умели. Гордо вздернув подбородок, Эгей решительно вернулся во дворец, но у дверей спальни задержался, услышав чьи-то приглушенные голоса. — Да ладно, девочка, не убивайся ты так, — гулко бубнил чей-то незнакомый бас, — дурак сам просил Аполлона, чтобы боги подарили ему сына, вот я и помог сейчас в силу своих скромных возможностей… — Не таких уж и скромных, — захихикала девушка, и Эгей с ужасом узнал нежный голосок Эфры. — Все-таки некрасиво как-то получилось. — Опять ты за свое, — прогудел мужчина, — а твой осел сейчас внизу в бассейне плещется в предвкушении, так сказать… И проклятый мужик раскатисто рассмеялся. Это было последней каплей. Царь побагровел и ударом ноги распахнул неплотно прикрытую дверь. — Ой! — вскрикнула Эфра, закрывая куском белоснежной ткани свое тщедушное неаппетитное тельце. — Е-мое… — прогудел огромный синебородый мужик с чешуйчатым, переливающимся в свете факела телом. На одре любви новоявленных супругов возлежал владыка морей Посейдон. Сам Колебатель Земли! Родной брат Зевса! — Дорогой, я все объясню, — как трещотка затараторила Эфра. — Ты должен понять, это великая честь, великое доверие со стороны… — Честь?! — хрипло проговорил Эгей, пожирая любовников звереющим взглядом. Тут уж даже сам Посейдон не выдержал, здорово перепугавшись: — Эй, смертный, не дури! — только и успел произнести владыка морей, после чего произошло немыслимое. Не выказывая решительно никакого уважения к бессмертному обитателю Олимпа, царь стремительно запрыгнул на кровать и одним мощным ударом в челюсть скинул Колебателя Земли на мраморный пол. — Ах ты гнусная рептилия! — разъяренным медведем проревел Эгей, наматывая на левую руку сине-зеленую бороду морского владыки. — Я сейчас тебе покажу, как чужих жен совращать! Посейдон же после подобного обращения впал в состояние глубочайшего шока, ибо происходило нечто совершенно невозможное. Его… нет, не так… ЕГО дубасил обыкновенный смертный! Намотав бороду врага на руку, вошедший в раж царь хорошенько надавал Колебателю Земли в тыкву. Затем схватил стоящий в изголовье кровати золотой трезубец и с недоумением уставился на необычную рукоять, сделанную в виде обыкновенного весла. Это немного остудило боевой пыл обманутого мужа, но, как видно, недостаточно. — Нет-нет, не бей его больше, пожалуйста, — закричала Эфра, закрывая собой нелепо распластавшегося на полу олимпийца. — Уйди, женщина! — Эгей легко оттолкнул рыдающую супругу в сторону. — Ну, земноводное… — зловеще предупредил царь. Сейчас я тебя на эту вилку нанижу! По лицу Эгея и впрямь было видно: да, этот точно нанижет, причем по самую рукоять. — … — витиевато выразился Посейдон, бросаясь к распахнутому окну. — Кхе! — в запале выкрикнул царь, метнув трезубец прямо в зад обнаглевшего бессмертного. — А-а-а! — дико заголосил Колебатель, выпрыгивая в спасительную темноту. Судя по крику, Эгей не промахнулся. Оглушительное «а-а-а!» стало медленно удаляться, затем раздался всплеск воды, стало тихо. Судя по всему, владыка морей сиганул прямо в тот самый бассейн, где недавно беззаботно плескался Эгей, и уплыл в море по канализационным каналам. Вытерев о тунику дрожащие руки, царь резко повернулся к всхлипывающей в углу жене. — А что касается тебя… — Эгей едва удержался, дабы не сплюнуть. — Бесстыжая, чтобы глаза мои тебя больше не видели… Ответом ему были глухие рыдания. «М-да, — спокойно подумал царь, покидая ненавистную спальню, — от длительных морских путешествий мне теперь лучше воздержаться». А ровно через девять месяцев в городе Троисене родился великий Тесей. Вот такие пироги.
* * *
Все началось с дохлой рыжей собаки непонятной породы, мирно плавающей на спине прямо посередине огромного бассейна. К сожалению, Эгей слишком поздно заметил издохшего песика, когда уже вдоволь наплескался среди лепестков роз и даже пару раз нырнул с головой, порядочно наглотавшись холодной воды. Царя передернуло от отвращения, но ничего не поделаешь, он уже выкупался. Брезгливо подплыв к мирно покачивающемуся посередине бассейна трупику, Эгей с интересом изучил золотой ошейник утопшей собачки, где было вырезано ее имя. Имя оказалось странным. Му-Му. Пожав плечами, полный мрачных предчувствий царь выбрался из воды и, еще раз поглядев на горемычного песика, все понял. Это был знак свыше. Ужасное знамение грядущей беды. — Ну ладно, — зло процедил сквозь зубы Эгей, натягивая на мокрое тело сухую одежду. Ведь ни одна живая душа в Греции не подозревала, что царь Афин был глубоко законспирированным богоборцем. Да-да, в те далекие древние времена встречались и такие бесстрашные храбрецы. Ну, к примеру, тот же Геракл. (Наглая ложь! Клевета!) Конечно, говорить вслух о своей неприязни к обитателям Олимпа было равносильно самоубийству, но вот думать… В головы смертных, к счастью, всемогущие заглядывать не умели. Гордо вздернув подбородок, Эгей решительно вернулся во дворец, но у дверей спальни задержался, услышав чьи-то приглушенные голоса. — Да ладно, девочка, не убивайся ты так, — гулко бубнил чей-то незнакомый бас, — дурак сам просил Аполлона, чтобы боги подарили ему сына, вот я и помог сейчас в силу своих скромных возможностей… — Не таких уж и скромных, — захихикала девушка, и Эгей с ужасом узнал нежный голосок Эфры. — Все-таки некрасиво как-то получилось. — Опять ты за свое, — прогудел мужчина, — а твой осел сейчас внизу в бассейне плещется в предвкушении, так сказать… И проклятый мужик раскатисто рассмеялся. Это было последней каплей. Царь побагровел и ударом ноги распахнул неплотно прикрытую дверь. — Ой! — вскрикнула Эфра, закрывая куском белоснежной ткани свое тщедушное неаппетитное тельце. — Е-мое… — прогудел огромный синебородый мужик с чешуйчатым, переливающимся в свете факела телом. На одре любви новоявленных супругов возлежал владыка морей Посейдон. Сам Колебатель Земли! Родной брат Зевса! — Дорогой, я все объясню, — как трещотка затараторила Эфра. — Ты должен понять, это великая честь, великое доверие со стороны… — Честь?! — хрипло проговорил Эгей, пожирая любовников звереющим взглядом. Тут уж даже сам Посейдон не выдержал, здорово перепугавшись: — Эй, смертный, не дури! — только и успел произнести владыка морей, после чего произошло немыслимое. Не выказывая решительно никакого уважения к бессмертному обитателю Олимпа, царь стремительно запрыгнул на кровать и одним мощным ударом в челюсть скинул Колебателя Земли на мраморный пол. — Ах ты гнусная рептилия! — разъяренным медведем проревел Эгей, наматывая на левую руку сине-зеленую бороду морского владыки. — Я сейчас тебе покажу, как чужих жен совращать! Посейдон же после подобного обращения впал в состояние глубочайшего шока, ибо происходило нечто совершенно невозможное. Его… нет, не так… ЕГО дубасил обыкновенный смертный! Намотав бороду врага на руку, вошедший в раж царь хорошенько надавал Колебателю Земли в тыкву. Затем схватил стоящий в изголовье кровати золотой трезубец и с недоумением уставился на необычную рукоять, сделанную в виде обыкновенного весла. Это немного остудило боевой пыл обманутого мужа, но, как видно, недостаточно. — Нет-нет, не бей его больше, пожалуйста, — закричала Эфра, закрывая собой нелепо распластавшегося на полу олимпийца. — Уйди, женщина! — Эгей легко оттолкнул рыдающую супругу в сторону. — Ну, земноводное… — зловеще предупредил царь. Сейчас я тебя на эту вилку нанижу! По лицу Эгея и впрямь было видно: да, этот точно нанижет, причем по самую рукоять. — … — витиевато выразился Посейдон, бросаясь к распахнутому окну. — Кхе! — в запале выкрикнул царь, метнув трезубец прямо в зад обнаглевшего бессмертного. — А-а-а! — дико заголосил Колебатель, выпрыгивая в спасительную темноту. Судя по крику, Эгей не промахнулся. Оглушительное «а-а-а!» стало медленно удаляться, затем раздался всплеск воды, стало тихо. Судя по всему, владыка морей сиганул прямо в тот самый бассейн, где недавно беззаботно плескался Эгей, и уплыл в море по канализационным каналам. Вытерев о тунику дрожащие руки, царь резко повернулся к всхлипывающей в углу жене. — А что касается тебя… — Эгей едва удержался, дабы не сплюнуть. — Бесстыжая, чтобы глаза мои тебя больше не видели… Ответом ему были глухие рыдания. «М-да, — спокойно подумал царь, покидая ненавистную спальню, — от длительных морских путешествий мне теперь лучше воздержаться». А ровно через девять месяцев в городе Троисене родился великий Тесей. Вот такие пироги.