Litvek - онлайн библиотека >> Михаил Ефимович Зуев-Ордынец >> Историческая проза и др. >> Зелёный остров

М. Зуев-Ордынец ЗЕЛЁНЫЙ ОСТРОВ Зелёный остров. Иллюстрация № 1

Мерно постукивает винт. Белая струя кильватера, пенясь и клокоча, ложится за кормой. Тишина. Лишь через ровные промежутки раздается глухой отрывистый звонок механического лага, да время от времени громыхнет цепь штуртроса.

Кама катит черные пенистые валы, гневно бьется ими об острый пароходный нос. Брызги ледяным дождем обдают командирскую рубку. Впереди — бесконечные изгибы широкой многоводной Камы, пожелтевшие осенние берега и острова, острова без конца…

Канонерская лодка «Ваня» 2-го дивизиона Волжской речной военной флотилии седьмой день гонит вверх по Каме целую колчаковскую эскадру.

23 сентября 1918 г. в районе Сокольих гор белогвардейские суда под командой известного адмирала Старка атаковали красную флотилию, стоявшую на якорях у пристани. После двухчасового боя, во время которого был поврежден головной корабль противника, адмирал побежал вверх по Каме, надеясь, повидимому, прорваться в ее приток — Белую. «Ваня» по приказу командующего флотилией был послан в погоню.

Но адмирал Старк упорно не принимает боя. Как раненый зверь, он ищет спокойной берлоги, чтобы зализать свои раны, ищет спокойной пристани или затона, чтобы починить повреждения кораблей, нанесенные красной артиллерией. И, как терпеливый таежный охотник по подранку, идет «Ваня» вслед за белой флотилией, ищет с нею встречи и боя…

К ночи упал ветер и вызвездило. Звезды крупные, по осеннему зеленые и холодные, как в зеркале отразились в притихшей Каме. Всюду, куда ни посмотришь, дрожат на поверхности реки трепетные зеленые огоньки.

— И куда прем, к чорту в пасть? — нервничал вахтенный начальник, из бывших морских офицеров. — Поди вот, разберись тут, где звезды, а где отличительные огни неприятеля. Как раз напорешься!

Крутая вспышка сирены пронеслась по затихшей реке. Это — шедший головным миноносец «Прыткий», переброшенный на Каму с Балтики, предупреждал о чем-то канонерку. Замигала клотиковая лампочка «Прыткого» — точка — тире… точка… точка…

Вахтенный начальник, не отрывая от глаз бинокль, напряженно читал сигналы «Прыткого». Клотик миноносца потух. Вахтенный обернулся к вестовому:

— Немедленно вызвать командира!

— Есть, немедленно вызвать командира! — сорвался вестовой.

Через минуту железные ступени трапа зазвенели под тяжелыми шагами. У командира канонерки, товарища Маркина, было смуглое сухое лицо и буйные смоляные кудри, свисавшие на глаза. В подходке его, тяжелой, так что гудела палуба, но быстрой и по-морскому цепкой, во всех его движениях, неторопливых и точных, чувствовалась спокойная и уверенная в себе сила.

— Товарищ командир, — вытянулся построевому вахтенный, — миноносец «Прыткий» сигнализирует «Ничего не вижу. Прошу позволения встать до утра на якорь».

Маркина, видимо, оторвали от ужина. Он держал в руке жареную плотву, благоухавшую на весь мостик подгоревшим подсолнечным маслом. Слушая рапорт вахтенного начальника, он продолжал жевать, спокойно сплевывая за борт мелкие и острые, как иголки, косточки.

— Сукин кот кок[1], опять масло подгорело! Команда ворчит, — неожиданно сказал Маркин.

Вахтенный округлил недоумевающие глаза и, нарушая устав, шагнул ближе к командиру:

— Осмелюсь доложить, товарищ командир!.. Вам известно, что адмирал Старк любит ставить поперек реки цепные и бревенчатые заграждения, разбрасывать за собой семипудовые пловучне мины. В темноте немудрено нарваться. Загубим корабли!

Маркин продолжал жевать плотву, изредка недовольно принюхиваясь к ней! Он даже морщился раздраженно. Он морщился, воображая сердитые морщины на лбу командующего флотилией и насмешливую улыбочку острого на язык комиссара флотилии, милейшего товарища Ларисы Рейснер: — «Упустил адмирала, эх, Маркин, Маркин!» Маркин швырнул за борт недоеденною плотву и вытер крепко ладонью масленые губы.

— Зажечь боевые огни, итти вперед тем же ходом! Я останусь на мостике! Маркин вскинул голову и посмотрел пытливо на вахтенного. На юношеском лице вчерашнего мичмана смешались явный испуг и откровенная досада. Мичман думал: — «Куда ты прешь, на верную смерть, моряк — смоленая пятка? Что понимаешь ты, простой балтийский матрос, в сложной науке морского боя? Слушайся меня, офицера. Тебе же добра желаю!..»

А Маркин не умел таить своих мыслей. Он сказал:

— Скис, как молоко в грозу, товарищ вахтнач? Ничего! Еще Нельсон говорил: «бегство — сила слабых». А бежит Старк, не мы. Полный ход вперед!

— Есть, полный вперед! — козырнул послушно вахтенный и, отходя, подумал оторопело: — «Откуда это он про Нельсона знает? Сам чорт этих большевиков не поймет!» Сверкающие ножи лучей прожекторов с «Вани» и с «Прыткого» рассекли ночной мрак. Маленькая флотилия снова двинулась вперед, в прежнем порядке — сзади всех тяжелый «Ваня», перед ним «Прыткий», а впереди кораблей рыскали ищейками, невидимые в темноте, три быстроходных катера разведчика.

Маркин стоял рядом со штурвальным, положив на поручни спокойные крепкие руки. Острое орлиное лицо командира застыло в напряженном внимании. Он пытливо и подозревающе всматривался в каждый всплеск речной волны, в кипение каждого буруна на мелях и у берегов.

Послышались частые тревожные вскрики сирены «Прыткого». Они заставили Маркина поднять голову. Он оторвал глаза от фарватера и увидел огромного зарева.

— Белые… Деревни жгут, — вздохнул кто-то внизу, на палубе. «Прытки» попрежнему тужится в тревожных воплях? Он видит пожар, но какая же опасность грозит кораблям? И почему зарево приближается с удвоенной быстротой? Ведь «Ваня» не увеличивал хода.

Маркин нетерпеливо переминается с ноги на ногу. Крутой поворот Камы скрывал от него пожар. И вдруг яркое пламя вспыхнуло на темной реке. Из-за поворота вышел на плес трехэтажный белоснежный пароход. Он пылал, как костер.

— Вот несчастье-то! — вскрикнул вахтенный начальник — Нет ли на нем людей?

— Несчастье? — уронил тихо и насмешливо Маркин, — Нет! Это адмиральские фокусы! Думает нас этим задержать!

Гордый, но обреченный красавец шел на сближение с «Ваней». На нем царила полнейшая тишина. Лишь свистело урчало и потрескивало пламя, вгрызаясь в деревянную обшивку кают и салонов. Шипели зло, падая в воду, угли и головни. Внутри парохода начали плавиться медь и цинк машин. Белые пары цинка и зеленые — меди, смешиваясь, тяжелым зловещим облаком висели над центром парохода.

Мертвой же тишиной проводил «Ваня» гибнущее судно. Лишь внизу, на палубе опять кто-то вздохнул:

— Такая красота