платформы закружились полупрозрачные, словно созданные из света фигурки в просторных белых одеждах, а я почувствовала под пальцами твердое и гладкое древко лука и упругую, натягивающуюся тетиву.

Помотала головой — видение исчезло. Вот что бывает, когда до трех зубришь Макиавелли и Локка, а в половину шестого принимаешь мадам Шаинскую… Кажется, это называется сон наяву.

Наверно, я не полностью проснулась, потому что отвратительный гул в ушах усилился, почти оглушая…

…а потом опять сменился пронзительной тишиной, и серые гранитные плиты подернулись молодой зеленой порослью, и по ним, крича и улюлюкая, понеслись дети. На этот раз мальчишки… Растрепанные, с раскрасневшимися щеками, увлеченные какой-то своей игрой…

…О них позаботится мой брат.

Стоп.

У меня что, есть брат?!

Я прижала пальцы к вискам, пытаясь прогнать наваждение — сон наяву как бы наложился на реальность — то ли сквозь утренние хмурые лица минчан просвечивает зелень и яркий солнечный свет, и прямо сквозь них несутся играющие дети, то ли наоборот, сонные лица пассажиров метро не замечают объемного изображения какого-то исторического фильма. Исторического… Потому что в наше время дети редко ходят босиком и в белых холщовых рубахах…

Удивительно, но эти сменяющие одна другую картины пронеслись даже не за несколько секунд, время как будто замедлилось и на это ушла какая-то доля доли секунды… Что ещё раз только доказывает, что это всего лишь сон — ведь умудряемся мы во сне за несколько мгновений прожить целые жизни…

Я покачнулась, помотала головой, отступила назад. Ещё шаг. Ещё.

Раздались крики, но я не идентифицировала их с собой:

— Эй!!

— Девушка!

— …!

— Осторожнее!

— Упадёшь!!!!

Я ничего не понимаю…

Зелёный луг с детьми в белых одеждах почти развеялся, и на первый план выступили искажённые страхом лица людей.

— Я её удержу!

Я отступила ещё на шаг, и пятка мокасина не ощутила твердости гранитной плиты. Под ней была пустота. Инстинктивно расставив руки для равновесия, я подалась вперед, и, скорее всего, удержалась бы, если бы не взявшаяся непонятно откуда рука в чёрной перчатке, которая ухватила меня за плечо, удерживая на мгновение, а потом с силой пихнула с платформы.

В голове промелькнуло — только бы не попасть на рельсы, ток… Эту мысль сменила другая: а кто сказал, что умирать от того, что тебя сбивает поезд легче, чем от удара током… На смену пришла третья, философская — а не всё ли теперь равно, — в унисон с истошными женскими криками и гулом приближающегося поезда. Гулом, который я сначала почувствовала под ладонями и коленями, потом увидела, и только потом — услышала.

Метнувшаяся сверху тень оказалась тем самым парнем в капюшоне и ярко-оранжевым проводом наушников. Только слетевший в прыжке капюшон открыл кудрявую, светло-русую девичью головку, отчего я поняла, что сон наяву все ещё продолжается. Вот уж повезло — так повезло: одновременно сбрендить и умереть. Жаль, что как-то не так расстались с Ланой…

Парень, оказавшийся девчонкой, с неженской силой обхватил меня за талию, и рывком взвился — или взвилась? — над шпалами. Собственно, следующее, что я увидела, когда открыла глаза, это склонённую над собой голову девушки, да, всё-таки девушки, светлая прядь волос упала мне на лицо, в огромных, как из аниме-фильма голубых глазах отчетливо читался испуг.

— Ты как? Артемида?!

— Ты знаешь, как меня зовут?

— Конечно. Я — Ни’ида.

— Прямо как моя любимая лань… — я в отчаянье закрыла рот рукой и оторопело уставилась на девушку. Похоже, сейчас она поймет, что спасла сумасшедшую. И когда я успела свихнуться? И ещё экзамен этот…

Но случайная знакомая, вопреки моим ожиданиям, рассмеялась.

— Я — нимфа. Эльф — по-вашему.

Тут уже моя очередь была скептически нахмуриться. Безумие заразно? Или она тоже — пациент белого дома? А может, это не я сошла с ума, а она? И как ловко она вытащила меня с платформы! Я слышала, в психически больных просыпается недюжинная сила в момент приступов помешательства.

Я попыталась отодвинуться, но это сложно сделать, когда ты лежишь на холодном полу платформы, на тебе — не такая уж лёгкая незнакомая девица, которая в любой момент может впасть в буйство, а вокруг вас — уже целая толпа сочувствующих, сиречь скучающих.

Но, впрочем, мой манёвр принес неожиданные плоды. Точнее, плод. Один. Но какой! Светлые кудри девчонки качнулись, и из-за русого локона показалось ухо. Не ушко, ухо. Большое, между прочим. Острое.

Ещё одного взгляда на лицо девчонки, молочно-белую кожу, огромные оленьи глаза, тонкие, даже кукольные черты лица… Мне показалось, или на лбу два крохотных бугорка? Похоже, я действительно имею дело с эльфом. Точнее — с нимфой.

— Ты хочешь сказать, что я — нормальна? — непонятно к чему спросила у неё я.

— Пф-ф… Конечно, нормальна. Ты вспоминать начинаешь. Пойдем! — она помогла мне подняться. — Здесь становится слишком людно.

— У меня экзамен, — жалобно пробурчала я вслед уходящему поезду.

— Вот именно. Поедешь со следующей станции.

Спорить с нимфой не хотелось. Еще меньше хотелось оставаться объектом всеобщего внимания. Сердобольные граждане, убедившись, что ни мне, ни Ни’иде ничего не угрожает, расслабились и подоставали телефоны. Закрываясь рукой от направленных на нас камер, как это иногда делает Лана, если вдруг кто-то узнает её на улице или в магазине, мы с Ниидой выскочили из метро.

Вскочив в подъехавший автобус, я с запозданием поняла, что обязана нимфе жизнью.

— Спасибо, — искренне выдохнула я.

Нимфа пожала плечами.

— Да пока не за что. Так просто она не успокоится.

— Ты о ком?

Я вспомнила руку в черной перчатке и чей-то силуэт на платформе.

…Я её удержу…

Закономерно, что у меня задрожали колени.

— Ты хочешь сказать… Что я упала не случайно?!

— Нет, так продолжаться не может, — страдальчески протянула Ни’ида. — Ты не помнишь. — Категорически припечатала она.

— О чём? Что я должна помнить?

— Никуда не годится, — продолжала девушка, обращаясь сама к себе. — Знаешь, — она посмотрела на меня, как будто только что заметила, — ты езжай в универ. Вряд ли она решится так быстро… А я пока попробую… У меня дела! — нимфа хлопнула меня по плечу и выскочила в распахнутые двери автобуса, которые в следующий момент захлопнулись.

— Ни’ида! — крикнула я, прижимаясь к стеклу. Невысокая хрупкая фигурка в капюшоне стремительно удалялась, пока не скрылась за поворотом, как будто померещилась.

— Не шуми! — строго сказал благообразного вида старичок, нахмурив седые